Узник в маске

Впервые за долгие годы герцогиня не смогла не отдать должное храбрости этого человека, мучимого камнями в почках и жестоким ревматизмом. Ведь уже долгие месяцы он, находясь вдали от дворцовых удобств, вел трудные переговоры с испанскими дипломатами, призванные положить конец бесконечной войне и заключить мир, скрепленный брачным союзом на троне. Неизменно элегантный, ухоженный, источающий аромат благовоний, призванный заглушить зловоние болезни, он тем не менее не был в состоянии сохранить прежнюю осанку и властное выражение лица, страдания давали о себе знать. Только руки, предмет его гордости, сохраняли былую красоту и белизну, да и манеры не пострадали, по оказанному ей приему Сильви, знай она Мазарини похуже, могла бы вообразить, что ее отсутствие при дворе причиняло бедному кардиналу мучительную боль, конец которой положило ее возвращение.

— Итальянец всегда остается итальянцем, — шепнула ей на ухо Мадемуазель. — Этот в особенности: совершенно неисправим!

Тем временем просторное помещение, в котором совсем недавно царил покой, постепенно заполнялось людьми. Подоспели участвовавшие в морских игрищах принцессы де Конде и де Конти в сопровождении фрейлин. Звуки флейт, барабанный бой и возгласы «виват!» предвещали скорое появление короля.

Скоро в высоких дверях возник и он сам — совершенное сочетание золота и синевы, резко выделяющееся на фоне разноцветных нарядов королевской свиты. Сильви сказала себе, что инфанте повезло, даже не будучи королем Франции, Людовик прослыл бы очень интересным молодым человеком, которого не портил даже небольшой рост. Привычка повелевать проявлялась во всем его облике, сквозила в горделивом взгляде голубых глаз, в царственной посадке головы, в снисходительной уверенности жестов, во всей повадке. Людовик XIV обладал грацией танцора, лишенной даже слабого подобия слащавости. А до чего притягательна была его улыбка! Вряд ли нашлась бы женщина, способная перед ним устоять.

Месье, брат короля, шествовавший с ним почти что бок о бок, разве что самую малость позади, являл разительную противоположность монарху. Даже огромные каблуки не могли исправить главный его недостаток — малый рост; в остальном же и он был хорош собой. Густые темные волосы в завитках и тонкие черты лица выдавали немалую примесь итальянской крови. Нарумяненный, надушенный, увитый лентами, разодетый в пух и прах, он изо всех сил старался соответствовать своей репутации «первого красавца королевства», хотя силой духа мало уступал самому королю. Мазарини сделал Филиппа таким, каким хотел, привил ему чрезмерный интерес к туалетам, страсть к искусству, радостям жизни, всему красивому и изящному. Главная цель кардинала состояла в том, чтобы новый король не столкнулся в лице брата с опасностью, какую представлял для его отца неуемный Гастон Орлеанский. Судя по всему, цель

была достигнута.

Людовик XIV пребывал в прекрасном настроении, игры развеяли его, заставив забыть — надолго ли? — грусть, владевшую им со времени разрыва с Марией Манчини. Благодаря этому счастливому стечению обстоятельств Сильви была встречена почти что с распростертыми объятиями. Зоркий глаз короля немедленно разглядел ее среди дам, окружавших его мать, и он немедленно направился к ней.

— Какая радость — снова вас видеть, герцогиня! Вы обольстительны, как прежде.

Он подал ей руку, заставив выпрямиться после глубокого реверанса, и прикоснулся к ее пальцам губами, над которыми топорщились тонкие усики. Придворные были удивлены вниманием к герцогине де Фонсом со стороны короля и уже завидовали ей.

— Вы слишком добры ко мне, государь, — ответила Сильви. — Как мне благодарить вас за заботу обо мне?

— Никак, ибо нет ничего естественнее, мадам. Я поставил целью окружить ту, которой суждено стать моей супругой, дамами, к которым я отношусь лучше, чем ко всем остальным, а вы, смею верить, — самый давний мой друг. Подойди-ка, Пеглен!

При звуке этого имени Сильви вздрогнула, перед ней предстал человек, о котором грезили две глупышки Немур. Трудно было понять с первого взгляда, что они в нем нашли. Это был невысокий, довольно-таки блеклый блондин, недурно сложенный, но не слишком красивый. Впрочем, в его облике угадывались незаурядное чувство юмора и дерзость. Последнее подтвердилось незамедлительно.

— Государь, мое имя — Пигильгем. Неужели это так трудно произнести?

— На мой вкус, «Пеглен» звучит не так варварски. К тому же ваши мучения временны, после того, как граф де Лозен, ваш батюшка, отправится на тот свет, вы унаследуете его имя и титул. А пока позвольте представить вам дорогую мне госпожу герцогиню де Фонсом. Вы очень меня обяжете, если завоюете ее дружеское расположение.

— С радостью сделаю это, государь, — ответил молодой человек, приветствуя Сильви с непревзойденным изяществом и галантностью. — Достаточно взглянуть на герцогиню всего разок, чтобы зажечься желанием ей понравиться.

Произнося эту тираду, он смотрел ей прямо в глаза и так простодушно улыбался, что полностью ее обезоружил.