Узник вещего сна (СИ)

Левое плечо уже не щадило. Рука жутко болела. Хьюго понимал, что, если из него не вытечет оставшаяся кровь, то гангрена рано или поздно сделает свое дело. Интересно, чтобы сказал на этот счет Гилен Фонш? Худое лицо с короткой бородкой снова предстало перед глазами юноши. Все с тем же укором, как тогда у костра, оно смотрело на Хьюго. Но при этом глаза доктора оставались добрыми. Хьюго видел в них сочувствие и тогда, и сейчас. Искупить свою вину перед Гиленом парень уже не сможет. Лишь упокоить бренное тело в этой земле. Земле, которую Гилен считал проклятой. Лишь осознание того, что он скроет казну от Ночного гона, хоть как-то облегчало душевные терзания Хьюго. Неужели он всех подвел?

Уже лежа на животе, словно выброшенная на берег рыба, юноша ковырял одной рукой яму. А когда сил не осталось, он глянул вниз и понял, что этого достаточно для его замысла.

С трудом поднявшись, парень подобрался к телеге, заполз в нее и ногами вытолкнул сначала один сундук, затем и второй. Здоровой рукой он дотянул их по очереди и скинул в яму. Сундуки со звоном монет падали на дно, забирая с собой мерзкие планы Таулерана.

Остался Гилен. Хьюго бережно взвалил на плечо тело друга и понес к яме. Слезы бежали по щекам юноши. Где-то в дали загромыхало. Уже скоро…

Яма была засыпана не ахти как, поэтому Хьюго забросал ее ветками и камнями. Место было глухое. Забытые леса древней провинции Хьюго, или как ее называют нынче — Шлиссен. Лишь такие безумцы, как Хьюго и его дед Таулеран могли явиться сюда. Простому человеку здесь делать нечего.

Думая обо всем этом, Хьюго задавался вопросом, который давно его терзал и о котором он давно позабыл. Почему же была переименована провинция? Значит история оставила его открытым для юноши. Да и какая теперь разница?

Печально вздохнув и сощурившись от боли, Хьюго доковылял до лошади и опустил тяжелый лоб на круп животного. Походные сумы и мешки Гилена Фонша все также висели на нем. А еще личная аптечка покойного доктора…

В воздухе раздался громовой раскат и небеса сверкнули белым. Затем звезды стали меркнуть в глазах юноши. В конце Хьюго Акер услышал, как нарастает топот копыт.

Глава XX

В таверне «Угар прохиндея» народ только собирался. Городской люд то и дело заходил в открытую на распашку дверь, усаживался за затертыми столами, заказывал еду, выпивку и перекидывался друг с другом новостями. Солнце стояло в самом зените и бросало свои лучи в замутненные окна заведения. Потому многие спешили сюда, чтобы промочить горло холодным пивом и отсидеться в прохладе. Сейчас преобладал, кончено, пришлый люд: путешественники, пилигримы, торговцы. Но были и местные — жители Ахиллеи. В основном тут сидели тунеядцы и уличная повеса, а именно: тот самый люд, который не обременен службой и работой, и который промышляет худыми делами. Как раз три таких персоны сидели у входа и судачили о минувших событиях.

— Да говорю тебе, что сам эрцканцлер империи то был… — шептал один из них, худой, с вытянутым щетинистым лицом старикан. — Этот…Брутус Цербер, прихвостень императора. Когда труп его обнаружили — весь город переполошился. Упырем видать стал, раз за столько лет не преставился.

— Да не он это был, — отмахивался второй, пухлый усатый мужик. Большими глотками он стремительно опорожнял пивную кружку. — Говорят нищий какой-то…

— Нищий, да? А что же тогда городские власти комендантский час ввели на следующий день, а? — вытянул голову худой.

Пухлый лишь махнул рукой.

— А потому, что сами испугались. Той же ночью тело покойного эрцканцлера спрятали, — не унимался старик.

— Говорят, сожгли тайно, — вмешался третий, самый молодой из компании.

— Во-во, — кивнул старик.

— Вот ведь лепите! — улыбался усатый. — Может вы еще бабу голую на единороге видели?

Старик и юнец переглянулись. Затем оба поняли насмешку собеседника.

— Этого я не видел, — серьезно сказал худощавый. — Но ты, я смотрю, не веришь в нечисть, что стала гадить доброму люду?

Усач закатил глаза, тяжко вздыхая. Затем вытер засаленные пальцы о темную рубаху.

— Ну судачит народ о мерзости всякой. А мне на кой черт в это верить? Вот увижу сам, тогда и поверю.

Худой старик выпучил свои серые глаза. Морщинистое лицо выражало полное изумление.

— Вот ведь безумец, — негодовал он. — Да коли ты с эдаким столкнешься, то копыта свои сразу и откинешь!

— Кончай стращать, старый, — выдохнул усатый здоровяк, поставив на стол пустую кружку. — Ну ходят слухи и что с того? Чего прикажешь делать? В храм Древних сходить, да самому Йолю помолиться? Вон, в Шиповнике каждое утро прихожане в ноги ему кланяются и при этом мертвя́ка какой-то шастал по улицам. Уж лучше я свою иголочку заточу получше, коли буду богам понапрасну роптать.

И с этими словами усатый значительным жестом подтянул свой ремень, на котором висел кинжал с широким клинком. Оружие грозно отливало холодным серебристым оттенком. Худой старик насупился и откинулся на спинку своего стула. Очевидно, слова собутыльника заставили его крепко задуматься.