Узник зеркала

Добежав до жилища Одарки, дети раскрыли рты от изумления. Никому из живущих не приходилось видеть ничего подобного. Дом высился, вернее рос, на толстенном стебле в три обхвата. Покрытый бугристой корой, ствол необычного дерева-избы, как гигантская нога, цепко впивался в почву корневищами, а вместо кроны громоздилось скопище кособоких домишек. Одни избёнки стояли прямо, другие лепились так, что почти лежали на боку, потупившись оконцами в землю, а хатки поменьше пристроились на крышах своих больших собратьев. Избушки глядели в разные стороны множеством окошек, но дверь была только одна — в маленьком домике, что высился прямо над головами ребят. Несчастный домишко так накренился, что висел почти боком и дверь смотрела в землю.

Мороз крепчал, пощипывая щеки, поэтому детям было недосуг долго разглядывать удивительный дом. Вспомнив наставления мельника, Глеб и Марика громко запели:

— Тётка Одарка,
Одари подарком.
Если нет подарка,
Дай, что не жалко.
— Сослужи нам службу,
Дай, что не нужно.

Одарка не заставила себя ждать. Из окна высунулась голова в чепце из капустных листьев, из-под которого вместо волос в разные стороны торчали спелые колосья.

— Кто меня кличет, понапрасну от дел отрывает? Колядовать время не приспело, а попрошаек я не жалую. Добро у меня считанное, мерянное, прежде наработайте, а потом просите. Кыш, кыш, — недовольно заквохтала Одарка, будто потревоженная курица.

— Нас мельник прислал, велел тебе привет передать, — сказал Глеб.

— Мельник? Ха-ха-ха, — звонко рассмеялась хозяйка, будто услышала что-то ужасно смешное. — Давненько от него весточки не было. Вспомнил-таки о соседке, ветрогон. Всё бы ему из пустого в порожнее молоть, воздух мельничными крыльями гонять. Ладно. Милости прошу, коли пришли, — смилостивилась она.

Дверь отворилась, из домика вытянулись длинные ручищи, ловко сграбастали Глеба и Марику и втащили внутрь. Одарка опустила детей на пол, и её руки вновь стали ничуть не длиннее, чем у обычных людей.

В доме всё было наперекосяк: пол покатый, стены перекошены. Мебель так кренилась, что удивительно, как вообще стояла и не падала, а Одарка ухитрялась передвигаться по кособокой горнице, точно муха по стене.

— Что ж, садитесь, гости дорогие.

Она широким жестом указала па лавку, а сама уселась напротив.

Дети попробовали сесть, но скамья клонилась к одному краю, и они то и дело соскальзывали.

— Спасибо, мы лучше постоим, — вежливо отказался Глеб.

— Ха-ха-ха, — Одарка снова заливисто расхохоталась. — В ногах правды нету.

Она громко стукнула несколько раз каблуком об пол и скомандовала:

— Поворотись да встань ровнее. Вишь, гости какие нестойкие попались.

Всё заходило ходуном, будто началось землетрясение. Избушка, кряхтя и постанывая, выпрямлялась. Пол и потолок встали на место. Мебель выровнялась, и даже оконца из перекошенных стали ровненькими, квадратными. Глеб и Марика не без опаски присели на краешек лавки, боясь, что она вновь перекосится, но скамья стояла устойчиво.

— И куда же вы направляетесь? — поинтересовалась хозяйка.

— В Зазеркалье. Мне нужно освободить брата, чтобы самому избавиться от колдовства.

Одарка кокетливо поправила капустные оборки на чепце и лукаво глянула на ребят.

— Вот как? Дело неплохое. Так и быть, на путь вас направлю и подарком одарю. Только учтите, у меня добра не бездонная пропасть, поэтому, хоть вас и двое, а получите что-нибудь одно. — Она ткнула в Глеба: — Поскольку ты за главного идёшь, тебе и выбирать. Можешь требовать, что душа пожелает. Хочешь цветочную пыльцу, от которой всё становится красивым, вечную лепёшку или несгорающую свечку?

Глеб глянул на Марику. В пёстрых оборках, похожих на разноцветные лохмотья, маленькая цыганка походила на крошечную заморскую пичужку, неведомо как занесённую в снежные края. Девочка ободряюще улыбнулась. Она искренне радовалась доброте Одарки. Ей и в голову не пришло обидеться, что её обделили. Глеб вдруг понял, чего он хочет.

— Мне нужны башмаки, — сказал он.

— Башмаки? Ха-ха-ха! — покатилась со смеху Одарка.

— Ну да, крепкие и тёплые. Для неё. — Он указал на Марику.

Смешливая хозяйка так хохотала, что долго не могла произнести ни слова, хватаясь за живот. А потом, борясь с приступами смеха, проговорила:

— Ой, уморил! Ха-ха! У тебя ведь только одно желание, ха-ха-ха. Любая из волшебных вещей, что я предлагаю, сослужит куда большую службу, а ему подавай простые башмаки, и то не для себя. Ха-ха-ха! Вот чудак из чудаков! Одумайся, а то ещё пожалеешь.

— Она правду говорит. Бери, что дают. Я согрелась уже, — зашептала Марика, испугавшись, что по своей доброте Глеб сделает ошибку.

Но мальчик твёрдо заявил:

— Может быть, мне и пригодились бы волшебные вещи, но сейчас башмаки для Марики нужнее. Я не меняю своих решений.

— Ишь, а ты крут, как я погляжу. Ха-ха-ха! Будь по-твоему, — одобрительно сказала Одарка и, хлопнув в ладоши, кликнула: — Эй, хованцы, хватит ховаться. Время приспело, выходи на дело.