Узники Кунгельва

«Невозможно, чтобы всё так закончилось», — думал учитель, ощущая, как тиски разжимают сердце и живот перестаёт болеть от напряжения. Ведь в любой истории должна быть мораль, а то, что случилось вчера ночью, похоже на бред умирающего. Спенси с его безумной идеей изменить мир, Изначальный, голубое пятно, огонь, водолаз, который подпитывается кислородом (кислородом ли?) от древнего существа под водой… Возможно, Алёнин рассказ — а Юра надеялся рано или поздно вытянуть из неё нечто большее, чем несколько ничего не значащих фраз — будет звучать стройнее. Пока же Хорь вспоминал фразу, брошенную одним маленьким провидцем, и пытался хоть как-то соотнести её с произошедшими событиями.

«Скоро вы снимите эту маску, — говорил Паша. — Не будете больше учителем старших классов и пьяницей — не будете тем человеком, кем являетесь сейчас. Приходит время стать кем-то другим».

Но потом он успокоился.

Ведь далеко не каждая история, даже самая удивительная, несёт в себе смысловую нагрузку. Многие до конца жизни пытаются понять, как то или иное событие повлияло на их жизнь, но единственное в чём они преуспевают, так это в приобретении вороха хронических болезней, которые, как известно, все от беспокойного ума.

Но он ошибался.

4

«Всё возвращается на круги своя», — прочёл Юра в одной приключенческой книге, где главный герой, устав бродить по Гималаям, спускается с гор и берёт билет на самолёт, чтобы через сутки оказаться дома, в кругу семьи. Или вот ещё: «Жизнь входит в привычное русло». Не менее идиотская фраза, потому как куда бы ты не уходил — если речь идёт, конечно, не о походе за молоком в ближайший магазин, — ты всегда возвращаешься другим, а в старую ямку на подушке, как водится, новую голову не положишь. Не существует ни русла, ни этих таинственных своих кругов.

Юра просто вернулся на работу, вновь найдя общий язык с Василиной Васильевной (за прошедший месяц она так и не придумала, кем его заменить), приобрёл отвращение к спиртному — ну не совсем так, скажем, они перестали друг другу доверять, — сделал перестановку в квартире. Приобрёл пробковую доску для учительских записей.

Словом, попытался сделать свою новую жизнь похожей на старую. Начал забывать Кунгельв. Или думал, что начал. На самом деле мрачные арки и помпезная лепнина, выцветшие крыши и тусклые окна, в которые никогда не выглядывают просто так, ради удовольствия, проступали на внутренней поверхности век каждый раз, когда он закрывал глаза. Темнота потеряла юношескую беспечность и приобрела чёткую структурированность старого города.

Иной раз Юрий думал, просто так, ни с того ни с сего: как изменилась там жизнь после того, как сгорел «Зелёный ключ»? Спенси, являясь среди служителей великой глотки самым здравомыслящим, был по-своему сумасшедшим, и под его безумными идеями не было никакой базы, кроме старых книг, написанных, возможно, такими же безумцами. Дома учитель попробовал навести справки, и не нашёл ни единого упоминания о крупном городе посреди тайги, в восемнадцатом веке возникшем практически на пустом месте. С другой стороны, масштабы застройки и изобилие старинных зданий говорили сами за себя.

Юра перестал об этом думать, когда жена преподнесла ему ещё более интригующую новость.

— Я беременна, — сказала она однажды вечером.

Юра начал замечать перемены с того момента, когда она в машине открыла глаза, проведя восемь часов в блаженном забытьи и проснувшись уже в пригороде Санкт-Петербурга. Ничего особенного, просто иногда вдруг проскакивала искра, призывая Хоря обратить внимание на тот или иной нюанс в поведении супруги. Будто тонкая игла спрятана под мышкой, со стороны сердца, и продвигается на миллиметр каждый раз, когда Алёна приходила домой вовремя, не задерживаясь на работе, когда она, по привычке вращаясь в целом ворохе разных дел, делала это не так непринуждённо, как раньше, а словно с лёгкой натугой. Когда она замирала с чашкой кофе в руках, глядя в пространство, и скулы на лице становились особенно заметны, а по губам пробегала дрожь. Даже когда не забывала мыть с вечера посуду. В последнее время Юра начал морщиться всё чаще и чаще. Он уже подозревал, что игла смазана ядом.

— У этого ребёнка будет тяжёлая жизнь, — продолжила Алёна. — Возможно, девочка родится умственно отсталой или с физическими отклонениями… возможно, умрёт раньше срока. Поживём — увидим. Но ты… Юр, мне хорошо, когда ты рядом, но если ты не готов мириться со всем этим, я не скажу и слова, если ты попросишь развода.

«Он не от меня, да?» — хотел спросить Хорь, но не спросил ни в тот вечер, ни после. Не поинтересовался, откуда она знает пол ребёнка.

Единственное, что он сказал, чтобы она больше не смела заговаривать о разводе. Она поняла. Алёна помнила его слова: «Ты разворачиваешься впереди, словно реактивный истребитель, и — вжжжж! — проносишься мимо. Мимо моих распахнутых для объятий рук, мимо моей жизни».