Узники Кунгельва

— Муж мои растоптал, — сказала Алёна. Юрий по глазам видел, что она не нуждалась во мнении мистера Бабочки. Вчера за поздним их ужином она нашла в грудной клетке Славы окошко и заглянула прямо ему сердце. Он действительно до смерти любил эту женщину.

Мистер Бабочка взглянул на учителя так, будто подозревал в причастности к преступлению века. Потом наморщив лоб, сказал:

— Я помню вас. Вы поделились со мной мелочью позавчера. Это было приятно. Я купил на неё дивный бутерброд на углу.

— Рад услужить, — сказал Юра, но мистер Бабочка уже шёл по направлению к выходу, спрашивая у всех подряд курево и, кажется, деньги. По его спине, упакованной в полосатый пиджак, как в старый деревянный шкаф, скользили тени.

Алёна с ногами забралась на диван. Не оставляло чувство, будто это она каким-то своим необдуманным действием, своей дерзостью пустила всё под откос.

— Они не посмеют его обвинить, — наконец сказала девушка. — Эта Рита ни черта не видела.

— Надеюсь, что так.

— Я знаю, ты на меня сердишься. Но ты тоже не сахар, если хочешь знать моё мнение.

Юрий заглянул в себя и обнаружил, что злость на жену спряталась в одном из дальних уголков выдвижного ящика шкафа, где он хранил вещи отложенные на потом — иногда навечно.

— Оставим, — сказал он. — Я рад, что с тобой ничего не случилось. Зачем тебе эта птица?

— Ты не догадываешься чьё это животное?

Конечно, он догадывался. Многое в последнее время казалось Юре граничащим с чем-то невероятным. В привычную жизнь, которая вот уже тридцать лет доказывает свою верность традициям, вторгается с неба гигантская рука и расставляет картонных человечков — героев прочитанных тобой романов. И в следующий миг с ужасом наблюдаешь, как они начинают шевелиться.

Алёна отставила пустую кружку и потёрла переносицу.

— Если мы едем домой сегодня, мне нужно собраться.

Слишком много неизвестных. Слишком много всего происходит — прямо сейчас и прямо здесь. Такого не бывает в реальной жизни. Юрий предчувствовал свою неспособность очистить голову, вдавить педаль в пол, дабы вернуться к жизни школьного учителя, к походам по барам и сложным отношениям, напоминающим игру в шахматы во время землетрясения. Что он сможет рассказать об этой поездке своим подопечным? Как сумеет оправдать её перед самим собой?

— Не сегодня, — сказал он. — Быть может, завтра.

Подошла Александра. Она была вне себя от злости — щёки полыхали, а мышцы горла без конца делали глотательные движения.

— Эта старая сука, — сказала она, присовокупив крепкое бранное слово. — Рита. Она подслушивала. Страшный грех. В этих стенах хуже этого греха нет. Бедные дети (она имела ввиду, очевидно, Марину и Славу) по сравнению с ней просто ангелы. Как смеет она после этого пенять на Господа?

— Ну, она противная, — Алёна вдруг вступилась за наушницу. — Но это не повод называть человека такими словами.

— Ты не понимаешь, милая, — Саша потёрла родинку у себя на щеке, тёмное пятно размером с лесной орех, из которого торчало несколько волосков. — В замочные скважины здесь нельзя подглядывать. Щели в дверях не предназначены для того, чтобы подслушивать. Ты лучше заботься о своей тайне, чем шпионь за другими.

Взглядом она измерила степень, в которой супруги прониклись её словами, и заключила:

— Её накажут.

— Кто накажет?

— Всевышний. И этого сыщика тоже, — она бросила взгляд за окно, в холодный серый мир, кутающийся в растущие перед фасадом вязы. Мистера Бабочки не было видно, но Юрий знал, что он курит на крыльце, хлопая себя локтями по бокам и пытаясь сберечь тепло.

— Он сыщик? — спросил преподаватель, особенно не удивившись. Было в этом человеке что-то, похожее на любопытство зверя, подкрадывающегося к незнакомой крупной птице. — Тогда это его профессия: смотреть по сторонам и задавать вопросы.

— Если ты притащил к нам свою жирную задницу, будь любезен оставить мерзкие привычки дома, — отрезала Саша. — Тайны здесь не для всеобщего пользования. Рано или поздно кому-то придётся сказать ему об этом.

Юра бросил взгляд на Алёну: вот сейчас она должна выдать одно из своих фирменных завуалированных замечаний, тех, что зреют в ней, как диковинные ягоды в оранжерее. И не прогадал. Он видел движения глаз, видел, как на шее выступила одна-единственная капелька пота, как костяшки пальцев побелели, когда она сжала пряжку ремня на джинсах. Это всегда сродни выпаду рапирой, хитрому, такому, смысл которого становится понятен противнику, когда тот уже мёртв.

Конечно, она не боец в широком понимании этого слова. Её удары затрагивают сознание на такой глубине, что подчас Алёна сама не осознаёт, что нанесла смертельный удар.

— Любопытно, — сказала она. — И кто здесь режиссёр?

Александра, которая собиралась уже отбыть к подругам, остановилась, непроизвольно клацнув челюстью.

— Что? — переспросила она.