Узники неба (Сборник)

Они не слышали. Очевидно, они были так же погружены в сон, как и остальные. Со странными жестами, напоминавшими Фаустаффу аффектированную манеру игры в традиционной японской пантомиме, Огг приблизился к Нэнси и человеку в черных доспехах. Губы его зашевелились, но Фаустафф не смог расслышать ни одного произнесенного им слова.

В той же самой демонстративной манере человек в черных доспехах схватил Нэнси за руку и повлек ее назад, прочь от Огга. Теперь Огг опустил забрало и, казалось, движением своего меча вызывал другого на дуэль.

Фаустафф не думал, что Оггу угрожает какая-либо опасность. Он смотрел, как Нэнси отступает в сторону и как Огг и его противник скрещивают мечи. Вскоре человек в черных доспехах выронил саблю и преклонил колени перед Гордоном. Огг также отбросил свой меч. Человек поднялся и начал освобождаться от доспехов. Нэнси вышла вперед и тоже стала на колени перед Оггом. Затем встала и вышла из зала, вернувшись с большой золотой чашей, которую протянула Оггу. Он взял и выпил из нее — или сделал вид, хотя, насколько мог видеть Фаустафф, она была совершенно пуста. Огг поднял свой меч и вложил его в ножны.

Фаустафф понял, что видел только небольшую часть церемонии, и она, кажется, завершилась. Что же будут делать Нэнси и Гордон?

Последовала еще одна мимическая сцена, в которой Нэнси, казалось, предложила себя Оггу и получила вежливый отказ. Затем Огг повернулся и двинулся прочь из зала, сопровождаемый всеми остальными. Он высоко поднял золотую чашу. Это, несомненно, был символ, что-то значащий и для него, и для других.

Фаустафф гадал, не означает ли она Святой Грааль, а потом попытался вспомнить, что обозначает сам Святой Грааль в христианской мифологии и мистике. Или он имеет гораздо более древнее происхождение? Не читал ли он о такой же чаше, представленной в кельтской мифологии? Он не был уверен.

Огг, Нэнси и остальные шли сейчас мимо него. Он решил последовать за ними. По крайней мере, так он сможет приглядывать за своими друзьями и будет уверен, что они не попадут в беду. «Это, — размышлял он, — все равно, что иметь дело с сомнамбулами. Возможно, попытка разбудить их даже более опасна. О лунатиках рассказывают, — припомнил он, — что они иногда исполняют подобные ритуалы — обычно проще, но, бывает, и очень сложные. Здесь, конечно, должна быть связь».

Процессия оставила павильон и вышла в загородку, похожую на арену. Со всех сторон вздымались высокие бетонные стены.

Здесь они остановились и обратили лица к солнцу. Гордон повернул к нему чашу так, словно ловил его лучи. Теперь отовсюду послышалось приглушенное пение. Это была песня без слов, или, по крайней мере, на языке, совершенно незнакомом Фаустаффу. Он имел смутное сходство с греческим, но еще больше — с «Голосом Языков», который Фаустафф однажды слышал по телевизору. Как это его описывал психолог? — Язык подсознания. Нечто вроде звуков, что иногда вырываются у людей во сне. Фаустафф обнаружил, что это пение несколько лишало его присутствия духа.

Они еще продолжали петь, когда произошло явление Стеффломеиса. Он где-то раздобыл меч и бодро выступал по арене, предводительствуя аколитами в черных капюшонах. Мэгги Уайт, выглядевшая весьма неуверенно, следовала сзади. Казалось, она находится под властью Стеффломеиса, как и те люди, что были с ними.

Гордон Огг повернулся, когда Стеффломеис что-то прокричал на том же странном языке, на котором они пели. Слова Стеффломеиса звучали прерывисто, словно он с трудом их выучил. Фаустафф понял, что Стеффломеис выкрикнул вызов.

Гордон Огг передал чашу Нэнси и обнажил свой меч.

Наблюдая за этой сценой, Фаустафф был неожиданно поражен ее нелепостью. Он громко рассмеялся. Это был его прежний смех, богатый и теплый, абсолютно непринужденный. Хохот ударился о высокие стены и, многократно усилившись, эхом раскатился по арене.

На мгновение показалось, что каждый услышал его и заколебался. Затем Стеффломеис, пронзительно завопив, кинулся на Огга.

Этот поступок заставил Фаустаффа лишь сильнее расхохотаться.

Стычка

Стеффломеис, казалось, стремился убить Огга, но он был настолько неумелым фехтовальщиком, что англичанин, явно искушенный в боевом искусстве, легко отражал его удары, несмотря на тот факт, что движения его были вполне формальны.

Фаустафф, давясь от смеха, выступил вперед и схватил Стеффломеиса за руку. Андроид перепугался, и Фаустафф выхватил меч из его руки.

— Это все часть ритуала! — серьезно сказал Стеффломеис. — Вы опять нарушаете правила!

— Успокойтесь, Стеффломеис, — бросил Фаустафф, утирая выступившие от смеха слезы. — Не нужно сильных эмоций.

Гордон все еще делал оборонительные движения. В своих доспехах и с длинными усами он настолько смахивал на Дон-Кихота, что его поведение показалось Фаустаффу еще смешнее, чем раньше, и он буквально зарычал от смеха.