Переживание такого рода боли или удовольствия укрепляет наше ощущение собственной индивидуальности, которое в еще большей мере консолидируется тем, что окружающие думают о нас, поощряют или наказывают. Так как они обозначают
После того как рудиментарное ощущение собственного «я» сформировано (вероятно, ко второму году жизни), индивидуум начинает мыслить и строить планы, отталкиваясь от своих интересов. Эта программная ориентация может быть – и бывает – отвергнута и замещена под давлением со стороны социума, направленным на воспитание необходимости соответствовать и подчиняться правилам и законам общества. Самооценка выполняет роль внутреннего барометра, который заставляет нас стремиться к увеличению ресурсов и расширению «личного пространства» и сообщает нам о флуктуациях при оценке границ последнего. Мы радуемся, когда границы нашей личности раздвигаются, и испытываем боль, если они, наоборот, сжимаются, а личность девальвируется. А чувствуя боль, используем разные стратегии повышения самооценки. Когда наши попытки достичь желанных целей и «раздвинуть границы личности» сталкиваются с препятствиями, мы можем испытать чувство обиды и неудовольствия, а затем может появиться стремление напасть на обидчика и наказать его.
Первичные убеждения
Наши убеждения и верования, как и системы обработки информации, играют решающую роль в определении чувств и поведения. Мы интерпретируем – правильно или нет – сигналы, которые нам посылают другие люди, в соответствии с нашими ценностями, внутренними правилами, убеждениями и верованиями. Преувеличивая значение личного успеха или национального превосходства, мы попадаем в ловушку, считая индивидуальных соперников, членов иного сообщества или группы, граждан, принадлежащих другой нации, менее значимыми, чем мы сами. Примитивные механизмы обработки информации, которые возникли в ходе эволюции, предполагают предвзятость наших суждений о чем-то в отличающихся от нас людях. Когнитивные предубеждения также могут привести к приписыванию злого умысла всем подряд – тем, чьи убеждения, верования и действия конфликтуют с нашими. Когда мы оказываемся в постоянно сжимающихся тисках нашего когнитивного аппарата, появляется тенденция впихивать всех подобных людей в категорию Врагов: раздраженного супруга, представителя религиозного или расового меньшинства, искреннего политического революционера. Становится все сложнее воспринимать других объективно, с рефлексией и с учетом перспективы.
Склонность предаваться чрезмерному или неуместному гневу и прибегать к насилию может быть понята в терминах первобытного мышления. Эти паттерны первичны не только в смысле того, что являются базовыми, но и потому, что, вероятно, берут начало в первобытные, доисторические времена, когда данные шаблоны были полезны нашим предкам (находившимся в полуживотном состоянии и ставшим людьми в настоящем смысле этого слова) при решении опасных проблем с другими индивидуумами или группами.
Людям кажется, что – в общем случае – их гнев является первой реакцией на внешнюю агрессию. Однако первоначальная интерпретация (чего-то внешнего, направленного на них. –