Узники ненависти: когнитивная основа гнева, враждебности и насилия

Терри, восьмилетний мальчик, был направлен к психотерапевту из-за постоянного непослушания и деструктивного поведения в школе, невыполнения требований учителей, постоянных ссор и драк с младшим братом, вызывающего поведения по отношению к родителям и педагогам. Уже с трехлетнего возраста он выказывал очевидные признаки плохой переносимости разочарований и фрустраций. Родители жаловались, что им трудно приучить сына к дисциплине. Взбучки и шлепки отца, имевшие цель обуздать агрессию Терри, направленную на младшего брата, в основном не достигали цели. Мальчик все больше озлоблялся и старался ударить отца, который также наказывал его – часто буквально на ровном месте – за мелкие проступки, такие как «слишком сильный шум».

Казалось, Терри постоянно раздражает своего отца. А когда мальчику было шесть лет, отец бил его о стену, швырял или затаскивал в комнату и запирал дверь. Отец оправдывал все эти наказания тем, что сын отбился от рук, но на самом деле это лишь отражало его разочарование от того, что ребенок рос «недисциплинированным». Мать относилась к этому достаточно пассивно, но когда отец отсутствовал, относилась к Терри весьма снисходительно.

Во время многочисленных стычек дома и в школе Терри чувствовал себя непонятым и отвергнутым, был уверен, что с ним все плохо обращаются. Одна из наиболее частых его жалоб: «Все настроены против меня». Именно это убеждение и формировало его интерпретации поведения других мальчиков. Если одноклассник проходил мимо, не демонстрируя, что замечает его, Терри воспринимал это как свидетельство того, что его намеренно хотят унизить. Интерпретация была такой: «Он пытается показать, что я никто, не достоин даже быть замеченным». Терри считал это «оскорбление» нарочным и несправедливым. После того как первоначальное чувство обиды уходило, им овладевало желание восстановить поруганную «честь» и упавшую самооценку, наорав на этого одноклассника и устроив с ним кулачную драку. Он считал свою «контратаку» оправданной защитной мерой и просто не рассматривал возможность того, что сам мог сыграть заметную роль в провоцировании драки. Характерно, что Терри оправдывал свои действия тем, что «тот, другой мальчик все начал». Согласно искаженной картине произошедшего, запечатлевшейся у него в голове, он был совершенно ни в чем не виновен.

Хотя плохое поведение Терри дома объяснялось «плохим характером», суть его проблемы заключалась не в недостаточном контроле за ним или импульсивности, а в его негативных внутренних убеждениях обо всех людях. Он постоянно представлял себя невинной жертвой, считал, что другие дети и учителя придирались к нему лишь потому, что им это нравилось. Отвечая на вопрос об отношении к одноклассникам, Терри сказал: «Они – мои враги». Иногда мальчик реагировал на дисциплинарные требования в школе тем, что находил себе цель в более слабом ребенке, обычно выбирая одну из девочек, которую дразнил, щипал или толкал. Когда учителя требовали у него объяснить эти поступки, он опять говорил: «Она сама первая начала». Когда же родители попытались «достучаться» до сына, предъявив ему описание его проступков, он просто стал отрицать, что описанное имело место: «Это неправда… Она все придумала».

Этот мальчик выказывал все характерные особенности когнитивной модели враждебной агрессивности. Он воспринимал себя крайне уязвимым по отношению к злонамеренным действиям других людей, которых считал своими антагонистами. Чувствовал себя приниженным в результате действий, интерпретируемых как необъективно и предвзято нацеленные на него. Поэтому ему приходилось восстанавливать самооценку контрвыпадами. В дополнение ко всему его уверенность в собственной невиновности в развязывании драки искажала воспоминания о произошедшем, что сильно затрудняло выбор корректирующих действий.

Многочисленные исследования показывают, что значительную роль в том, что конкретный подросток стал «трудным», играет семья, где он подвергался жестокому обращению и телесным наказаниям – все как в случае с Терри. Его родители применяли «стратегии воспитания», основанные на принуждении, наказаниях и силе, а не на более адаптивных методах – убеждении, объяснении, поощрении и юморе. В случае типичного «трудного подростка» семья является неполной: обычно это мать-одиночка с детьми, которая находится под давлением тяжелых материальных и социальных обстоятельств. Неудивительно, что в таких условиях у родителя (матери) снижается порог переносимости фрустраций, и в результате любое непослушание ребенка интерпретируется как личный вызов или оскорбление[106]. В дополнение ко всему у нее часто бывают завышенные и не соответствующие возрасту ребенка ожидания относительно его поведения.