Узники Тауэра

Возвратившись после заседания домой, Бардет нашел записку от парламентского пристава Колмана, который извещал его, что получил от спикера приказание о его аресте, и спрашивал, когда он может явиться в дом уважаемого сэра, чтобы отвезти его в Тауэр. Бардет ответил, что тот может приехать завтра в полдень. Однако Колман появился в восемь часов того же дня, так как, по его словам, спикер сильно разбранил его за то, что он не арестовал Бардета немедленно. При этом пристав выразил надежду, что сэр Фрэнсис спокойно подчинится его требованию. Но Бардет отвечал:

– Подумав хорошенько, спикер не станет вас больше бранить, ибо не в вашей власти оставаться при мне. Не в обиду вам будет сказано, я не дозволил бы вам оставаться в моем доме.

Пристав удалился ни с чем.

На следующий день к Бардету пришли несколько друзей, рассказавшие о том, что его письмо вызвало в парламенте бурную сцену. Некоторое время спустя ему доложили, что явился посланец из парламента. Спустившись вниз, Бардет спросил его:

– Ну, приятель, что вам угодно?

– Сэр, – отвечал тот, – мне приказано показать вам постановление палаты общин, на основании которого выдан приказ о вашем аресте. Мне также приказано исполнить его и оставаться при вас.

Однако и этот посыльный получил все тот же ответ:

– Друг мой, вы можете возвратиться к спикеру и передать, что я никогда не подчинюсь этому приказу.

Парламентскому посыльному указали на дверь. Он вышел, а через час к дому Бардета явился отряд конной гвардии, который рассеял народ, скопившийся на улице, и окружил жилище вестминстерского депутата. В продолжение всего дня дом Бардета оставался на осадном положении. Между тем шериф Вуд встал на сторону Бардета, заставив солдат отойти от дома и разместив внутри несколько полицейских офицеров с тем, чтобы они охраняли депутата от незаконного ареста.

Междоусобная война властей казалась неизбежной, и всю ночь лондонцы ждали, чем кончится противостояние. Весь Лондон знал, что в Уайтхолле был созван Тайный совет и что к городу стягиваются войска, расквартированные в радиусе ста миль. Тем не менее, улицы были освещены в честь Бардета. Солдатам было приказано потушить иллюминацию. Началась борьба солдат с народом, поначалу только словесная.

– Потушить! – кричали одни.

– Осветить! – вопили другие.

Те, кто, послушавшись приказа, тушил свечи и факелы, выставленные в окнах и на балконах, подвергались нападению толпы, безжалостно бившей стекла законопослушникам. Во многих местах произошли стычки солдат с народом; больницы были забиты ранеными.

Утром потасовки прекратились. Солдаты стояли в отдалении от дома Бардета, а толпа сгрудилась вокруг него и заставляла каждого едущего мимо джентльмена снимать шляпу. Отказывавшихся забрасывали грязью. Так миновали еще сутки.

На следующий день Бардет спокойно позавтракал и попросил своего маленького сына почитать для гостей Великую хартию вольностей. Вдруг за окном послышался необыкновенный шум. Бардет выглянул из окна и увидел, что все пространство перед его домом, насколько хватало глаз, было забито войсками: пехотой, кавалерией, артиллерией. Внизу зазвенели стекла. Спустившись, Бардет и его гости застали там два десятка офицеров и солдат, завладевших нижним этажом.

– Сэр Фрэнсис! – с торжеством воскликнул пристав Колман. – Вы мой пленник!

По его приказу Бардет был арестован. В одну минуту его вытащили на улицу и запихнули в карету, вокруг которой сомкнулись два эскадрона конногвардейцев. Шествие двинулось к Тауэру. Многотысячные толпы народу сопровождали эскорт. Горожане пребывали в таком возбуждении, что одного крика, казалось, было довольно, чтобы они бросились на солдат. Однако все обошлось.

Полковник Смит принял узника и поместил его в доме одного из тюремщиков у южной стены. Двое сторожей были отряжены внутрь этого помещения, и двое караульных встали у дверей дома. Но вообще Смит обращался с узником почтительно.

Эскадроны, составившие эскорт Бардету, по возвращении в город были встречены криками ярости. «Они упрятали его в Тауэр! – вопил в бешенстве народ. – Да здравствует Бардет! Долой солдат!» Комья грязи и камни посыпались на кавалеристов. На углу Тринитихауза терпение солдат иссякло, и они, обнажив палаши, ринулись в атаку. В несколько минут улица была очищена, а земля усеяна ранеными. Но дальше толпа вновь сомкнула свои ряды, и, чтобы пробиться сквозь нее, солдатам пришлось не только поработать палашами, но и стрелять из карабинов. Двое горожан было убито и множество ранено. В эту ночь злой дух мятежа объял весь Лондон. Толпы рассвирепевшего народа напали на дома министров, перебили окна и фонари под крики: «Да здравствует Бардет!» В продолжение двух суток в городе царила анархия; солдаты колебались, и даже гарнизон Тауэра считался ненадежным. Наконец хлынул дождь – проливной, бесконечный, который погасил в душах промокших до костей граждан демократический огонь и очистил улицы.