Узница. 11 лет в холодном аду

Однако когда я спустя полчаса отнесла ей наверх очередную порцию сока, она встретила меня словами:

— Пять минут назад мне снова позвонили из полиции, опять по вопросу об ограблении, которое было две недели назад. Они сказали, что расследование еще не закончено и что ты должна оставаться здесь, в Катманду, потому что у них могут быть вопросы к тебе. Я знаю, что ты с этим никак не связана, но полиция, возможно, снова захочет допросить тебя. Это может затянуться еще на три или четыре месяца, но в это время тебе нельзя уезжать к твоим родным. Извини, но тут я ничего изменить не могу.

Я в отчаянии посмотрела на нее. За последние пятнадцать минут телефон не звонил, я это знала точно, потому что гладила белье внизу и прислушивалась к каждому звонку, надеясь, что Амар позвонит мне. Это была ее очередная уловка, чтобы не дать мне уйти от нее. Наверное, она снова пожалела о своем благородстве.

— Я не боюсь полиции, — сказала я ей, — я им уже рассказала, что и как было. Они могут снова допросить меня в любое время.

— Вот и хорошо, — сказала она. — Значит, тебе придется еще на некоторое время запастись терпением.

Она сделала мне знак, чтобы я ушла. Затем встала и закрыла за мной дверь на ключ. На этом вопрос для нее был исчерпан.

Чуть позже позвонил Амар. К счастью, в этот раз я оказалась быстрее, чем она, и первой подняла трубку, потому что чувствовала, что в этот раз звонит брат. Он спросил, может ли забрать меня с собой.

— Нет, Амар, не получится. Я должна оставаться здесь. Но, как только я смогу, я обязательно приеду вслед за тобой. Скажи остальным, что я очень скучаю и надеюсь, что мы скоро увидимся в Манпуре.

Я положила трубку и почувствовала себя совершенно опустошенной. Но в глубине души я уже знала, что больше не позволю ей запрещать мне что-либо. При первой же возможности я уеду домой.

Однако в этот вечер мой брат уехал без меня.

КОНЕЦ

Жестокая Мадам во все последующие недели вдруг стала проявлять ко мне особенное расположение. Она начала лучше обращаться со мной, не орала на меня по пустякам. А вечером она теперь стала даже готовить еду для нас двоих. Ни с того ни с сего она вдруг стала кормить меня таким же рисом, какой ела сама. Не дробленой крупой, как раньше. Но все же я, как и прежде, ела на полу, а она — за столом. Видимо, она еще не могла до конца переступить через себя.

Она выдала мне конверт с деньгами, которые я получила от ее дочери за эти два с половиной года, время от времени стирая для нее или выполняя обязанности посыльного. Жестокая Мадам обычно сразу же отбирала эти деньги у меня и куда-то их складывала.

Вдруг она вытащила этот конверт из своего письменного стола и вручила его мне:

— Вот, это принадлежит тебе. Я просто хранила твои деньги.

Я заглянула внутрь — там, оказывается, кое-что накопилось за это время. Вечером я пересчитала деньги: девять тысяч триста семьдесят пять рупий [25].

Для меня это было целое состояние. Более двадцати раз я могла бы за эти деньги проехать на автобусе из Катманду в Манпур и назад. Но почему же она отдала деньги мне только сейчас, после того как отобрала их на такое длительное время? Может быть, она считала, что так надежнее? Но тогда где же та заработная плата, которую она обещала платить мне? Об этих деньгах она до сих пор вообще не заговаривала.

Теперь она даже в моем присутствии звонила в Калифорнию и громко разговаривала со своими сыновьями, периодически повторяя, что планирует взять меня с собой в Америку.

— Да, алло, Прадип! Урмила и я скоро приедем к вам в гости. Может быть, мы даже останемся насовсем в Калифорнии, если нам понравится. Что нужно сделать, чтобы подать заявку на получение визы для Урмилы и меня? Вы сможете мне в этом помочь?

Мне она сказала, что подумывает над тем, чтобы переселиться в Калифорнию к Прадипу и Пракашу.

— Что мне делать здесь одной? — делилась она со мной. — Мои сыновья в Америке, моя дочь замужем. Ты единственная, кто остался со мной. Для меня ты все равно что моя собственная младшая дочь. Что я буду делать одна в таком большом доме? Я продам дом и переселюсь в Америку.

Я не знала, как нужно реагировать на такие приступы сентиментальности. Или все же она всерьез так думала? Каждый день меня обуревали новые чувства. Иногда я вообще ничего не соображала и уже не знала, что думать.

Она объявила всем своим друзьям и своей семье, что отпустит меня на праздник Магхи домой. После этого некоторые из них, заходя к нам в гости, давали мне немножко денег и разные сладости. А некоторые пытались убедить мёня все же остаться здесь:

— Что ты будешь делать в своей деревне? Ведь тут тебе хорошо, у тебя достаточно еды, ты живешь в прекрасном доме. Посмотри, какая у тебя шикарная одежда. Ты уже не выглядишь как Деревенская девчонка. А у нее, кроме тебя, никого нет…

Иногда я уже не знала, что мне думать и что делать.