Сеня позвонил этому коротышке, что был одним из тех, кого он должен был привести на встречу, и позвал его к себе. Но тот не мог — у него были какие-то свои дела в этот день. Тогда Сеня заявился к нему домой и стал настойчиво его зазывать, твердя что это просто необходимо. А когда толстячек вновь отказался, он набросился на него и пытался увлечь его с собой силой, твердя что-то о том, что «хозяину» необходимо его увидеть. После этого Сеня и оказался в путах. Короткая с ним «беседа» не привела ни к чему, что хоть немного прояснило бы ситуацию — он только лишь продолжал твердить, что ему обязательно надо быть дома к шести, приведя с собой и коротышку, а там их ждет встреча с загадочным «хозяином». Вот он и решил съездить и самолично посмотреть, кто так настойчиво добивается встречи с ним.
В общем картина была ясна. К тому же я понял ещё кое что — моё «заклинание рабства» не только заставляло людей на какое-то время мне подчиняться, но основательно взбалтывало мозги, заставляя творить странные вещи. А ведь я с легкостью раскидывался им направо и налево. Эх, что ж теперь будет с той секретаршей? Почему-то именно про неё я вспомнил в первую очередь. Надеюсь малые дозы подобного внушения безвредны. Не помешали бы эксперименты, для того, чтобы узнать об этом точнее. Черт! А я ведь лишился половины испытуемых — Сеня мертв, а коротышка растерял все мозги.
Пока всего лишь фигурально выражаясь, но скоро будет и буквально — мне пора уходить, а оставлять этого безумца живым резона не было. Наскоро состряпав план, призванный скрыть моё участие в этой заварушке, я разулся, так как моя обувь вся была в залившей пол крови, и приказал «слуге» на руках вынести меня из комнаты. Там, хоть и с некоторой опаской, я всё же отправил его назад, за его же пистолетом, а когда он с ним вернулся, скомандовал
— Убей себя.
Ни капли сомнений, ни секунды колебаний — он уткнул себе ствол в висок и нажал на курок. Глухо бабахнул выстрел, стену сбоку украсила картина абстракциониста, состоящая из живописно разбросанных по полотну кровавых пятен, а мертвое тело кулем повалилось на пол, продолжая крепко сжимать в руке орудие «самоубийства». Ну а я, всё так же без обуви, в одних только носках, покинул дом, не оставив в нем, надеюсь, своих следов.
Следующие пару недель показали, что мне удачно удалось замести следы, так как никто по мою душу не заявился. Да и вообще время текло довольно спокойно — я ежедневно посещал тренировки (в этот раз уговорить обоих своих тренеров на ежедневный график удалось проще), дома занимался совершенствованием своих магических умений — как контролем над выпускаемым потоком, так и работой со своим резервом. Во мне теперь постоянно был сгусток, источающий из себя ману. Я рассудил, что всё равно вряд ли проживу достаточно долго для того, чтобы мне когда-нибудь в будущем понадобился запас призм, так что тратил их не жалея, каждые два-три дня вырывая очередной сгусток из призмы и помещая его внутри себя.
Это привело к тому, что я постепенно всё больше и больше увеличивал свой магический резерв за счет того, что испускаемая сгустками мана мною удерживалась и концентрировалась во мне, в моем «магическом ядре», как я его называл. Объем удерживаемой им маны становился всё больше и больше. Пусть ненамного, но всё же прогресс был постоянный. Так же итогом этого стало то, что магия теперь была всего со мной. На тренировках моё тело постоянно ею подпитывалось, показывая чудеса силы, выносливости и скорости реакции. В обычной жизни я тоже всё чаще её для себя применял: открыть дверь, когда заняты руки — магия, самому себя подстраховать в упражнении с тяжелой штангой — магия, да даже побыстрее вскипятить воду для пельменей — тоже магия.
Ещё я всё же успел провести несколько экспериментов, уже самостоятельно отыскав для этого испытуемых. У одного из них весьма кстати оказался просторный подвал в особняком стоящем доме и там я соорудил свою темницу для злодеев, если требовались долгие испытания. Например узнать долговременный эффект «заклинания рабства». Пока я ещё над ним работал, но кое-что уже удалось выяснить — если воздействие было минимальным, то никаких заметных последствий оно не несло. Человек полностью приходил в себя и, кроме как вызывающих недоумение воспоминаний, ничего не оставалось. А вот во время действия самого «заклинания» странности в поведении были заметны, и чем сильнее было воздействие, тем более явно они были выражены. Человек становился буквально моим наипреданнейшим фанатом и легко был готов убить любого, кто только даже посмел усомниться в моем праве отдавать приказы.