Узорчатая парча

Хорошо помню, как я упрямо бросала Вам в спину жестокие слова. Эти статейки в газетах, набранные крупным шрифтом, эти пересуды и пересмешки даже на фирме отца… По кварталу Короэн наша домработница Икуко ходила с низко опущенной головой…

Я все больше расходилась, и голос мой невольно срывался на визг: в нем зазвенели слезы. Ваше молчание приводило меня в исступление.

– Не знаю, смогу ли я жить вместе с тобой после такого, – вдруг вырвалось у меня под конец, и я, сама испугавшись того, что сказала, умолкла. После этого заявления мне действительно показалось, что нам с Вами придется расстаться. После того ужасного происшествия я, конечно, злилась на Вас, но до того момента даже не помышляла о том, что мы разойдемся. Я молилась лишь о том, чтобы Вы не умерли, чтобы смерть пощадила Вас. Ни о чем другом я просто думать не могла. Я смотрела на Вашу спину, и мне казалось, что душа моя обратилась в осколок льда. Ну почему мы должны расстаться? Почему на нас обрушилось это несчастье, разделившее нас? И вообще, как это случилось, что мы, любящие друг друга, счастливые муж и жена, должны разлучиться? Но Вы упорно молчали. Было ясно, что Вы не намерены говорить. Я и так плохо владела собой, а Ваше упорное нежелание объясниться лишь подлило масла в огонь.

– Ты так и будешь молчать? – не выдержала я.

Лучи уходящего весеннего солнца осветили Ваше иссиня-бледное после тяжелой болезни лицо, и на мгновенье оно стало похоже на маску театра Но, освещенную пламенем факелов. Вы, наконец, обернулись. На губах у Вас играла легкая усмешка. То, что я услышала, показалось мне неслыханной дерзостью, даже наглостью. Даже теперь, когда я вспоминаю эти минуты, во мне закипает жгучая ярость. Вам следовало сказать иные слова. Но Вы произнесли именно это: «Если даже я извинюсь, – неужели сможешь простить?…»

Думаю, мы оба вели тогда себя недостойно. Сообщив, что врачи собираются выписать Вас дней через десять, я удалилась, так и не присев за все время, что я пробыла в палате. Выйдя из больницы, я побрела к воротам по асфальтированной дорожке – и тут увидела подъезжающую машину отца. Тот выглянул из окна и несколько растерянно посмотрел на меня. Он приехал в больницу тайком, но столкнулся со мною нос к носу, а потому вид у него был довольно сконфуженный. Похоже, он собирался о чем-то побеседовать с Вами. Но встреча со мной изменила его планы. Он велел мне сесть в машину и приказал водителю, Кодзакай-сан, остановиться у какого-нибудь кафе. Отец откинулся на спинку сиденья, будто ужасно устал, и без конца щелкал крышкой зажигалки, то открывая, то закрывая ее.

– Представь себе, что скаковая лошадь сломала себе переднюю ногу, – сказал он вдруг, когда мы сели за столик в небольшом кафе. – Вот такие дела…