Узорчатая парча

Прочитав Ваше послание, я тоже подумала, что это мое письмо должно стать прощальным. Несколько дней я вообще не знала, что написать. Закончился октябрь и начался ноябрь, а у меня отчего-то все не было настроения взяться за перо. И вот наступил очередной день. Это был четверг, погода стояла ясная, время близилось к полудню. Отец, в кои-то веки решив отдохнуть, не поехал на фирму и сидел на веранде, любуясь деревьями в нашем саду. И вдруг неожиданно предложил навестить могилу мамы. Это не был Хиган  ^[12]или годовщина смерти, но мне тоже захотелось поехать. Я попросила Икуко встретить Киётаку, когда школьный автобус подвезет его в половине четвертого к станции, и быстро переоделась. Отец позвонил на фирму и попросил прислать за нами машину, потом облачился в сшитый на заказ костюм оливкового цвета, который, правда, не разу не надевал, поскольку считал его чересчур вызывающим, и спросил: «Ну, как я тебе?» Костюм был ему очень к лицу. В ожидании машины мы слегка перекусили. Отец сказал, что после посещения кладбища угостит меня блюдами киотосской кухни ^[13], и посоветовал не обедать, чтобы не перебить аппетит. Помните, Вы тоже ездили на могилу мамы – вместе со мной и моим отцом. Тогда после свадьбы еще и месяца не прошло, но, завершив церемонию по случаю седьмой годовщины со дня маминой смерти, мы втроем отправились на небольшое кладбище в Ямасина, расположенное в рощице, среди деревьев. Мама родилась в Ямасине, и отец решил предать земле ее прах именно там.

Тут послышался голос водителя Кодзакай-сан, и мы с отцом сели в машину.

«Мы едем в Ямасину, на могилу жены», – сказал отец. В этом году будет уже пятнадцать лет, как Кодзакай-сан работает у отца. Совсем недавно он отпраздновал свадьбу старшей дочери, но я слышала, что в январе уже планируется бракосочетание средней дочки. «Как это неожиданно», – заметила я. «Так мы скоро совсем разоримся», – проворчал Кодзакай-сан, ведя машину. Я спросила, зачем спешить со второй свадьбой – сразу же после первой. За Кодзакай-сан со смехом ответил отец: «Затем, что если не поторопиться, то ребенок появится без отца!» Я тоже засмеялась, а Кодзакай-сан, постучав ребром ладони по шее, с невеселой усмешкой смущенно сказал: «Уже на седьмом месяце… А вдруг родит до срока – и не успеем со свадьбой? Мы с женой просто места себе не находим!»

Свернув со скоростной дороги Мэйсин, мы въехали в Киото и по государственному шоссе помчались в Ямасину. Заметив цветочный магазин, я попросила остановить машину. Но отец сказал, что цветов не нужно. «От засохших цветов на могиле грустно становится… Сколько свежие ни носи, все равно завянут. Не люблю, когда на могилу кладут цветы или мандзю ^[14]». Мы поехали дальше, а отец пробурчал, глядя в сторону: «Могилу лучше не украшать. Достаточно имени на могильном камне». Вскоре показалось рисовое поле. Мы въехали в горную деревушку, где рядком стояли крестьянские домики. Узкая дорога вилась через густые заросли. «Сезон алых листьев», – заметил отец.

Тихое, скромное кладбище располагалось на склоне невысокой горушки. Его окружали густые кущи деревьев. Казалось, их ветви с разноцветной листвой, колышущейся под ветром, надежно скрывают могилы от постороннего взгляда. Перед входом на кладбище стояла крохотная хижина, в которой сидел старик – кладбищенский сторож. Хижина была так мала, что там с трудом мог укрыться от дождя или зноя лишь один человек. Из хижины доносился сильный аромат курительных палочек. Перед сторожем лежали свечи и ароматические палочки, а также стояла деревянная бадейка с черпачком. Отец купил курительных палочек и одолжил бадейку и черпак. Набрав в бадейку воды, мы стали взбираться вверх по отлогому склону. Кодзакай-сан тоже вышел из машины и попросил разрешения пойти вместе с нами.