Узревший слово

– Выполняли?! – Гостья громко фыркнула. – А вы вспомните-ка, сколь хорошо вы его выполняли! По-моему, вы готовы были заниматься чем угодно, но только не мной. – Она погрозила ему перстом. – Вы вспомните, вспомните!

Свет задумался, вспоминая. Но ничего хорошего ему это воспоминание не принесло. Теперь он и сам заметил, что его так называемая работа с подозрительной паломницей подчинялась чему угодно, но только не логике. Ведь, собственно говоря, определить, есть в ней Зло и способна ли она стать второй матерью Ясной, он мог и побыстрее. Однако почему-то тянул с выполнением задания, уверял себя, что ему не хочется снова заниматься прощупыванием подозрительных паломников. И только в последние дни зашевелился. Впрочем, без особенного энтузиазма. Да, тут в словах этой девицы что-то есть…

– А теперь вспомните поведение вашей бедной, влюбленной в вас служанки. Да она должна была бы бросаться на меня от ревности. Ведь я влюбила вас в себя, и вы…

Вот тут Свет и в самом деле чуть не вывалился из кресла.

– Вы?! – задохнулся он. – Влюбили?! – И переведя дух, фыркнул: – Какая, право, чушь!

– Нет, не чушь! – Она еще раз погрозила ему перстом. – Иначе с какой стати вы так отбрили своего старого приятеля, когда я пожелала заняться с ним любовью?! Ведь он же на всю жизнь мог остаться импотентом. – Она вновь улыбнулась, но на этот раз улыбка вышла ехидненькая и мерзкая: не улыбка – улыбочка! – Вот так же мой Перун мог бы поступить с вашим Семарглом, если бы хоть раз поймал его.

Свет снова задохнулся. О Свароже, да неужели то, что он почувствовал в тот момент, и есть эта их пресловутая любовь?! Да чушь же! Ничего он в тот момент не чувствовал, кроме возмущения и злобы. Или в злобе и проявляется любовь волшебника?

– А вы вспомните, как вы разговаривали со мной. То вы мычали и мямлили, то старались задеть меня. Спросите любую женщину… да хоть жену вашего эконома… И она вам скажет, что именно так ведут себя влюбленные мальчишки.

Свет возмущенно хрюкнул:

– Тоже мне, нашли мальчишку!

Гостья вдруг встала, подошла к нему, положила ему ладонь на голову.

– Милый мой, да в любви вы и есть мальчишка. Самый настоящий мальчишка. Вы же понятия не имеете, что нужно женщине. Не приведи вам остаться наедине с вашей Забавой – вы ее основательно разочаруете!

Этого Свет не выдержал. Он сбросил со своей макушки ее ладонь. Он встал и величественно выпрямился. Он – тоном волхва-проповедника – продекламировал:

– Уважаемая моя лжебогиня! Вы даже не представляете, какую вы чушь несете! С какой стати я должен оказаться наедине с Забавой! С какой стати я мог влюбиться в вас! Да если бы я влюбился – неважно в кого, – Семаргл мгновенно лишил бы меня Таланта!..

– Однако он не лишил Таланта вашу мать Ясну, – прервала его проповедь лжебогиня.

– Вы знаете мать Ясну? – поразился Свет.

– Конечно. Я знаю всех, кого знаете вы. Было бы странно, если бы оказалось иначе.

– Тогда вы должны знать Репню Бондаря и Буню Лаптя.

– Разумеется. Репня – тот самый мужчина, которого вы чуть не сделали импотентом. А Лапоть убил ученого.

Неверие Света вдруг заколебалось: столь осведомленная колдунья была бы известна всей Словении.

– А что касается вашей любви ко мне… Семаргл лишил бы вас Таланта, если бы вы влюбились в простую женщину. Но вы влюбились в богиню, а это совсем-совсем другое дело!

Она смотрела на него тем самым – мудрым, грустным и всепрощающим – взглядом, и взгляд этот добил Света. Ему вдруг стало ясно, что только у богини и должен быть подобный взгляд. Не зря же такие глаза киевские иконописцы изображают на лице Иисуса Христа!.. И не зря же он, Свет, хотел, чтобы такие глаза были у его Кристы в «Новом приишествии»!

– Милый мой волшебник, – продолжала Вера-Додола. – Я потому и явилась на Землю. Грядет новая эпоха, и в эпоху эту уже не выжить людям, не умеющим любить. Какой для вас будет жизнь, если ваш Талант сделается невостребованным? А это может произойти – вы сами присутствовали при эксперименте, родившем новое время. Я должна научить волшебников любить простых женщин. И первым будет кандидат в новые Кудесники. Ведь в случае с ним половина дела уже сделана – его любят.

– Вы думаете, – трепыхнулся еще раз Свет, – что я влюблюсь в Забаву?

– Я не думаю, – сказала Додола. – Я знаю. Так же, как знаю, что колдун, бросивший вызов новой эпохе, не доживет и до завтра. Потому я и позволила уйти вашим гостям. Своей смертью чародей Лапоть искупит совершенное им преступление.

– Так надо же… – Свет вскочил, но Додола снова положила ему ладонь на макушку:

– Не надо.