Узревший слово

Получив от дьяка-бухгалтера положенную сумму, Свет бросил монетки в выданный этим же дьяком кошелек и отправился в расположенную поблизости от школы лавку. В лавке этой он бывал уже не раз, глазел на выставленные на полках товары, пока купец, богатырского сложения мужичина с вострыми глазами и метлообразной пшеничной бородищей, не грозил ему пудовым кулаком:

– Неча, парнище, на товар пялиться, коли денег нет! Вот я вам по хребту-то!..

Много позже Свет стал понимать, что такая встреча оказывалась безденежным воспитанникам по просьбе школьных пестунов – очередное напоминание отрокам, чтобы берегли монету.

Но в этот день Свет зашел в знакомую лавку с чувством собственного достоинства, солидно и сдержанно, весьма удивленный той уверенностью, которую ему вдруг дал кошелек с десятком металлических кружочков. Он представлял себе, как степенно подойдет к прилавку, достанет из кармана деньги, и бородатый купчина тут же изменит к «парнищу» свое отношение.

Купчины за прилавком не оказалось. На Света взглянула светловолосая девица, такая же востроглазая и крупная, как и бородач. По-видимому, это была его дочь.

– Слушаю вас!

– Я… это… – Свет обежал взглядом полки и витрину, и тут глаза его наткнулись на горку леденцов. – Мне бы конфет. К чаю.

Востроглазая смотрела на него с любопытством, и любопытство это Свету не понравилось: ему показалось, что девица сомневается в его платежеспособности. Он с достоинством вытащил из кармана кошелек:

– Вот!

Девица улыбнулась странной улыбкой. Не обращая внимания на горку леденцов, вышла из-за прилавка и, открыв находившуюся в боковой стене дверь, поманила Света перстом:

– Проходите сюда.

Сама она осталась стоять на пороге, и Свет, проходя мимо, поневоле задел плечом содержимое ее объемистого лифа. Содержимое было одновременно и твердым, и упругим. Как резиновый мяч.

По-видимому, тут была кладовка. Во всяком случае, когда глаза Света привыкли к полумраку, который не могло рассеять подслеповатое окошко под потолком, забранное решеткой, вокруг обнаружились стеллажи, заставленные коробками, бочонками и мешочками разных размеров. Несколько мешков лежали прямо на полу. Конфеты в таких мешках храниться не могли.

Свет повернулся к девице, намереваясь задать удивленный вопрос, но слова застряли у него в горле. Девица смотрела на потенциального покупателя во все глаза. Потом она с шумом проглотила слюну, и до Света вдруг дошло, что он интересует купеческую дочь совсем не как потенциальный покупатель. Он произнес мысленное С-заклинание. Аура девицы проявилась, засияла во всю мощь розовым светом, светом, выражающим дух Додолы.

– Зачем вам конфеты, сладенький? – сказала девица тонким вибрирующим голосом и облизнула губы. Шагнула вперед и вдруг прижалась к Свету всем своим жарким телом. – Ну же, не стойте истуканом!

Свет отпрянул. Тогда девица плюхнулась на ближайший мешок и, все так же не сводя со Света широко открытых глаз, потянула кверху подол платья, медленно и грациозно. Открылись полные икры, обтянутые ажурными аглицкими чулками, потом круглые коленки. А потом подол поднялся над краем чулков, сверкнули полоски молочно-белой кожи, пересеченные треугольными клинышками голубых подвязок.

– Какой же вы несмелый, – едва слышно прошептала купеческая дочь.

И тут сзади распахнулась дверь. Свет обернулся. В проеме стоял бородатый купчина. Девица взвизгнула, вскочила с мешка. Падающий подол прошуршал по чулкам. Девица, закрыв руками лицо, кинулась к двери, наткнулась на широкую грудь отца, отлетела в сторону. И тут купец захохотал. Девица затряслась, слезы хлынули из ее глаз, персты затеребили рукав отцовского кафтана.

– Папенька! Папенька, я ничего! Он ничего…

Купец продолжал хохотать. А отсмеявшись, прорычал:

– Экая вы дурища! Нашли кого соблазнять! Да в нем мужицкого-то нет ничего! – Потом снова засмеялся, но уже не издевательски, по-доброму. Хлопнул несильно по обтянутому ситцем круглому дочкиному заду. – Ладно, вижу, созрели. Пора вам и парня подыскивать.

Купец освободил от своего могучего тела дверной проем, и, глядя с доброй улыбкой вслед ускакавшей дочери, проговорил:

– Ну что, сударь волшебник, заглянули к дочке под подол? И как же это она сумела вас сюда затащить?

Свет молчал: вопросы были риторическими. Купец подмигнул ему:

– Да уж!.. Если Додола бабу возьмет, баба горы свернет, не то что мужика. Только… – Он поднял кверху указательный перст десницы. Совсем как отец Ходыня. – Только взглядами бабу не накормить. Впрочем, вам-то все это ни к чему.

И когда выдал Свету полфунта леденцов, не взял ни гроша.

– Это вам премия, сударь волшебник. За то, что вы открыли мне истину. Не сомневайтесь, уж теперь-то я о дочке позабочусь.

Вечером Свет рассказал о случившемся отцу Ходыне. Тот, как всегда, внимательно выслушал, доброжелательно покивал:

– Вам ведь уже объясняли, почему люди делятся на мужчин и женщин, не так ли?

Свет кивнул. Доброжелательность медленно стерлась с лица пестуна, сменившись смесью презрения и негодования.