– Амадан в кельтском фольклоре значит «шут». Фатальный дурак, чьи прикосновения смертельны. – Она безжалостно засмеялась. – Ну пойдем наверх, мой Амадан! Прочь с этой помойки! Я передумала насчет того, чтобы подождать до свадьбы, и ты забудешь свои страхи в моем гостеприимном лоне.
Апрельское небо полыхало огнем в ночь, когда тела их впервые слились воедино. А Стеклянный замок Гории звенел, точно призывный набат.
10
Вон Джарроу, беспечно перевесившись через борт кеча, послал в волны телепатический сигнал.
– Прекрати, – сказал Элаби Гатен, не пытаясь скрыть своего отвращения.
– Не суйся не в свое дело.
Странная нечеловеческая трель вновь прорезала воздух. Из глубины моря долетел слабый ответ.
– Эге-гей! – завопил Вон и вскинул карабин «Мацушита РЛ-9».
– Зря ты, Оуэн предупреждал нас… – начал было Элаби.
Но в этот момент голова дельфина показалась на поверхности, и Вон выстрелил; красные лучи прошили хребет морского млекопитающего. Раздался писк, в котором смешивались боль и разочарование. Вон захохотал и еще раз пальнул в судорожно дернувшуюся тушу. Крик заглох, и дельфин скрылся под расползающимся рыжим пятном.
– Ну ты, кретин безмозглый! – Оуэн Бланшар, белый от ярости, пошатываясь, выскочил из каюты.
Элаби, стоявший на комингсе, спешно поставил судно на автопилот и подбежал к старику, чья хроническая морская болезнь теперь могла окончиться апоплексическим ударом.
– Я говорил тебе, чтоб ты оставил дельфинов в покое! Говорил или нет?!
Вон облокотился на поручни, не выпуская карабина. На нем были одни узенькие плавки, и над ними нависало раскормленное брюхо, блестевшее от крема для загара.
– Мне надоело сканировать проклятое дно. Должны же у нас быть хоть какие-то развлечения.
– Стреляй акул или мант!
Вон пожал плечами.
– Они не откликаются на мой зов.
– Черт бы тебя побрал, можешь ты понять, что дельфины – разумные существа?!
Вон поглаживал лучевой селектор карабина и с кривой усмешкой отводил взгляд.
– Такие же, как те миллионы неприсоединившихся, которых ты уничтожил во время Мятежа. Нечего передо мной святую невинность разыгрывать.
Элаби одним взглядом пригвоздил сверстника к месту.
– Хватит, Вон! Не притворяйся еще более тупым, чем ты есть на самом деле. Оуэн имеет в виду, что дельфины могут быть связаны с Фелицией. Она любит животных.
– Чушь! Дельфины не могут общаться на расстоянии больше двух километров.
– Ну и что? Все равно есть риск! – кипятился Оуэн.
– Какой риск? Ведь Фелиция далеко.
– Точно никто не знает. И пока мы не убедились в этом, оставь дельфинов в покое!
Ухмылка Вона сделалась еще шире, и глаза превратились в щелочки.
– О'кей, папаша. Найду себе новую мишень. Я обязан быть в форме.
Оуэн бессильно опустился в кресло. На землисто-сером лице выделялись набрякшие под глазами мешки.
– Я вмонтировал в аппарат смирительное устройство, – сообщил он Элаби. – Но надо быть совсем наивным, чтобы попасться в такую ловушку.
– А усыпляющее ружье? – спросил Элаби, вновь берясь за штурвал.
– Нет, глухо. – Оуэн вытащил носовой платок, связал уголки и спрягал под этой импровизированной шапочкой свою белобрысую макушку. – Оно двадцать семь лет пролежало в тропическом климате, и из него не сделали ни одного выстрела, а теперь стакан теплого молока и то лучше подействует.
Элаби сквозь зубы выругался. Он так рассчитывал на гипнотический прожектор, теоретически способный уложить наповал противника в радиусе пятисот метров.
– Тогда нам придется действовать сообща – тебе, мне и Клу. А это задача не из легких. Фелиция – настоящее чудовище. К тому же мы с Клу порядком подустали, толкая чертову посудину…
Этот разговор происходил двадцать седьмого апреля. Трансатлантический рейс продлился на неделю дольше, чем предполагалось, поскольку западный ветер у Азорских островов не оправдал их ожиданий. В команде только Элаби, Клу и корабельный шкипер Джилиан Моргенталлер обладали психокинетическим потенциалом, необходимым для порождения попутного ветра, и не успели они как следует отдохнуть от полосы экваториального штиля, как снова пришлось включаться в работу. Когда до Испании оставалось километров девятьсот, кеч наконец вырвался из затишья, но переутомленная троица еще не успела войти в форму, а к Оуэну, едва окреп ветер, вернулась изнуряющая морская болезнь.
Сильные экстрасенсы Оуэн и Вон пытались уведомить Фелицию о задержке. Но не получили никакого ответа. После того, как судно вошло в залив Гвадалквивир, они долго и кропотливо обследовали южное побережье Испании, но нигде не обнаружили следов Фелиции, хотя одинокое гнездо на горе Муласен просматривалось очень хорошо. По какой-то одной ей ведомой причине эта психопатка скрывала свой ум от метапсихического прощупывания.
– Оставьте ее, – сказал Элаби, – пусть сама ищет встречи, когда будет готова.
На столь консервативное предложение никто ничего не возразил.