Узурпатор

Кедрин, Уинетт и Тепшен остались наедине. Юноша чувствовал, как непонятное чувство нарастает.

— Были бы здесь бани… — пробормотала Уинетт.

— Подожди, — коротко отозвался Тепшен и вышел.

Кедрин крепче прижал к себе Уинетт.

— Я… я чувствую себя, как перед своей первой битвой. Ты не боишься? Я не уверен… но…

— Знаю, — прошептала она, прижимаясь лбом к его плечу. — Я тоже. Давай вымоемся, если получится, а потом…

Ее голос сорвался, наступило молчание. Кедрин держал ее в объятьях.

Он был счастлив уже этим, хотя к чувству победы, которое все еще переполняло его, примешивалось еще что-то — то ли тревога, то ли опасение.

Тепшен вернулся с рабами, которые принесли несколько деревянных обручей. Обручи соединили, обтянули шкурами — и вот уже на полу стояло нечто похожее на кадку, а рабы наполняли ее горячей водой. Лукаво улыбнувшись, кьо предложил Уинетт вымыться первой и скромно увел Кедрина в тамбур.

Рабы внесли вслед за ними стол, и Тепшен наполнил вином две кружки.

— Ты переменился. И Уинетт тоже.

— Она любит меня. Она это сказала.

— Наконец-то, — буркнул Тепшен. — Много же понадобилось времени.

— Разве это было так заметно? — нахмурился Кедрин.

— Всем, кто вас видел, — кьо снова улыбнулся и поднял кружку. — За ваше будущее.

— Она еще не сказала, что снимает с себя обет.

— Ей не нужно говорить. Прочти в ее глазах.

Кедрин вздохнул и какое-то время озабоченно разглядывал столешницу, потом смущенно улыбнулся.

— У меня мало опыта… в любви. Что я должен делать?

— Что делать? Ты мужчина, а она — женщина. Вы сами поймете.

— Она все еще Сестра. И у нас… не было свадебного обряда.

— Он и не нужен, — ответил Тепшен. На его тонких губах по-прежнему играла улыбка. — И не думаю, что Уинетт долго останется Сестрой.

— Ты думаешь, нам стоит…

Кьо кивнул.

— Конечно.

— До того, как…

Тепшен снова кивнул.

— Не уверен, — отозвался юноша.

— Тогда пусть решает Уинетт, — проговорил кьо. — Она от своего согласия теряет, ты — приобретаешь. Пусть решает сама.

— Я волнуюсь, — признался Кедрин.

— Это неудивительно, — голос Тепшена звучал серьезно, но улыбка еще осталась. — Но ты это преодолеешь.

— Если Уинетт решит…

— Да, если Уинетт решит.

— Можешь войти, — донесся из-за полога голос Уинетт.

— Я переночую с гехримами, — тихо сказал Тепшен. Улыбнувшись в ответ, Кедрин прошел за занавеску.

Над кадкой поднимался пар. В помещении никого не было, даже рабы куда-то ушли. Кедрин разделся и с удовольствием забрался в воду. Он отмывался долго, словно хотел смыть нечто большее, чем телесную грязь. Потом вытерся и аккуратно собрал одежду. Стояла тишина, которую нарушал лишь громкий храп Корда. Кедрин глубоко вздохнул. Казалось, его сердце колотится о ребра.

Пусть решает Уинетт…

Губы пересохли. Бесшумно ступая босыми ногами по мехам, он приблизился к пологу, за которым располагались лежанки.

Пусть решает Уинетт…

Он отвел полог, ступил в темноту, и она сомкнулась за ним. Возвратив зрение, он на миг снова стал слепым. Бросив одежду, он ощупью пробрался к груде подушек и мехов, которые служили постелью.

Он скользнул под покрывала и стал ждать. Странно было чувствовать, как глаза привыкают к темноте — теперь, когда он прозрел. Ему казалось, что он перестал дышать. Тело наполнилось звоном, каждая клеточка трепетала в ожидании… чего? Хочет ли он, чтобы Уинетт оказалась рядом? Может быть, лучше, чтобы их по-прежнему разделял полог? Или просто поговорить с ней. Подождать, пока они не вернутся в Королевства. Подождать до… настоящей свадьбы.

Теплая нежная ладонь коснулась его бедра… и он захлебнулся от восторга, который смыл все сомнения.

— Уинетт? — шепнул он.

— Кедрин, — ответила она и обвила руками его плечи, прижимая его к себе.

— Я люблю тебя, — сказал он.

— Я люблю тебя.

Их губы соединились. Он приник к ней, всем своим существом впитывая ее тепло, аромат ее волос и кожи. Он вплавлялся в ее тело, мягкое, как воск, тонул в ее объятьях. Тревога исчезла, осталось лишь щемящее чувство победы и беспредельного счастья — большего, чем он до сих пор знал.

— Но твой обет…

Ее голова запрокинулась, открывая шею поцелуям. Казалось, он чувствует, как под нежной кожей пульсирует кровь.

— Госпожа дарует нам право выбирать, — шепнула Уинетт. Ее пальцы запутались в его в волосах, ладонь чуть напряглась, понуждая его губы опуститься ниже. — Это мой выбор.

Повинуясь, он миновал твердый уступ ее ключиц и с волнением двинулся туда, где возвышались два мягких холмика.

— Я рад.

Это были последние слова, которые они сказали друг другу этой ночью. Он ощутил, как сосок твердеет под его губами; она застонала. В словах не было нужды. Они знали: не только их тела сливались, обретая наслаждение и счастье, перед которым меркнет любое описание.

Этой ночью соединились их пути, образовав связь, которую не дано разорвать никаким силам.