Узы крови

Его фразу оборвал крик: сержант с залитым кровью лицом и ножом в руке бросился на стоявшего к нему спиной Томаса. Лезвие было всего в ладони от монаха, когда вдруг остановилось и на секунду замерло в воздухе, словно обвиняющий перст, наставленный на черный плащ англичанина. Солдат пытался издавать какие-то звуки, но ему мешал кинжал, внезапно появившийся в его шее. Насильник упал на колени, все еще держа перед собой свой нож, вонзившийся в почву, когда он медленно осел, уткнувшись лбом в землю между раскинутых ног перепуганной девицы.

Секунду держалась тишина, которую прерывали только всхлипы Марии Фуггер, тяжелое дыхание иезуита и хрип умирающего, в чьей шее засел кинжал. Джанни шагнул вперед и мягко подтолкнул тело сержанта носком сапога. Оно перевернулось на бок. Тогда Джанни наклонился, вытащил кинжал у него из горла, вытер лезвие о его куртку и выпрямился.

— Неужели обязательно было его убивать?

С этими словами Томас бросил пику на землю.

— Ну вот, — отозвался Джанни с улыбкой, — разве это слова благодарности?

В эту минуту слезы, которые уже давно сдерживала Мария, потекли у нее по щекам. Она смотрела на Джанни с изумлением и ужасом. Слова ее утонули в слезах.

— Привет, Мария. — Голос Джанни звучал дружелюбно. — Как твой батюшка?

Рыдания не позволили ей ответить. Повернувшись к людям, стоявшим позади него, Джанни рявкнул:

— Свяжите ее и заткните ей рот!

Те поспешно повиновались. Люди, следовавшие за ним, служили Карафе, а кардинал велел им делать все, что прикажет этот человек. Любые сомнения, которые у них еще оставались, исчезли, когда брошенный кинжал вошел в шею сержанта.

Когда люди Карафы начали связывать рыдающую девушку, из ее одежды выпал медальон. Его подобрали и вручили Джанни. Он открыл его, кивнул и показал Томасу миниатюры, которые находились внутри.

— Ее родители. Вот человек, который нам нужен.

Пока он говорил это, огромный колокол на Торре дель Манио издал свою первую унылую ноту. Джанни поднял голову.

— А! Пойдем, попробуем его найти.

Томас дал знак оставшимся солдатам, чтобы те уходили. Джанни пошел впереди своих людей, толкая перед собой девушку. Двое незадачливых насильников удрали в противоположном направлении, дальше по канаве, оставив в пыли тело своего товарища. Томас наклонился над ним. Кровь собралась в лужицу, очертив широкий красный нимб вокруг головы. Ухватившись за этот малый знак благодати, Томас поспешно опустился на одно колено, прикасаясь пальцами к губам. Молитву пришлось сделать краткой: все колокола Сиены уже заливались безумным перезвоном, на фоне которого можно было различить мерный бой французских барабанов.

Томас снова нашел Джанни в тот момент, когда первые отряды под развернутыми знаменами уже проходили мимо их наблюдательного поста в нескольких сотнях шагов от Римских ворот. Во главе их ехал Блез де Монлюк, не смотревший ни вправо, ни влево. Его единственный глаз был устремлен прямо вперед, к будущим сражениям. Следовавшие за ним солдаты не выглядели так, будто выдержали пятнадцать месяцев лишений и осады: весеннее солнце ослепляло, отражаясь от начищенных доспехов и шлемов, от гордо поднятых пик, от мечей, вскинутых в знак приветствия. Французы и отряды наемников по-прежнему оставались хищными птицами, они гордо блестели оперением, красовались пышными рукавами с прорезями, сквозь которые была продернута подкладка всех цветов радуги. Экстравагантные камзолы малинового и нежно-голубого цветов контрастировали с охряными или золотыми штанами, черными и серебряными трико. Томас с содроганием вспомнил, что деньги, которые он получил в первом своем разграбленном городе во Фландрии, были истрачены на такой же наряд. Когда он отказался от роскошных, вычурных платьев, чтобы облачиться в рогожу и грубую шерсть послушника, он словно родился заново.

Испанцы, вставшие вдоль дороги, насмехались над французами, которые отвечали им тем же. Наемники обеих сторон обменивались приветствиями и ругательствами с нынешними противниками, бывшими товарищами, будущими союзниками. Они шли уже полчаса. По подсчетам Томаса, их число составило примерно пять тысяч. Каждый отряд сопровождали его имущество и раненые на больших повозках. А потом из-за ворот донесся пронзительно выкрикнутый приказ, за которым последовало рычание — одно слово, имя их города. И вперед двинулись воины Сиены.