– Собачьи туши в переулке поутру. След колеса на разорванном брюхе. Теперь весь мир стоит на краю. Глядя вниз, в чертово пекло, все эти вельможи, рыцари, болтуны со сладкоречивыми голосами, и отчего-то вдруг никто не знает, что сказать. Подо мной этот ужасный мир. Он вопит, как скотобойня, полная разорванных свиней. А ночь воняет блудом и нечистой совестью… Майкл Ланнистер… Низвергатель Драконов. Родился лордом, похоронен королем. Убит. Значит, так с нами бывает? Нет времени на друзей, лишь враги оставляют розы? Жизни, полные насилия, насилием и заканчиваются. Майкл понимал. Люди – дикари по своей природе. Как бы мы не старались это скрыть… или приукрасить. Майкл видел истинное лицо общества. И предпочел быть пародией на него. Этакой шуткой.
Алая кровь поразительно контрастировала на фоне желтого песка. Словно роза, распустившаяся среди пустоши и истрескавшихся черепов. Оставшиеся на произвол судьбы латники погибли. Нечестивцы умышленно оставляли в живых командиров, не гнушаясь жестокой расправой над менее ценными пленниками. Наследника павшего Орсона избили сапогами и прижали земле, а сопротивляющегося Редфорда ударили по макушке огромной палкой. Четверо. Четверо из сотни. Медленно теряющий связь с реальностью Томорос сжал кулаки в надежде подняться, но обессиленно рухнул на согревающий песок. Веки постепенно опускались, а разум игнорировал отчаянные крики изнывающих от боли соратников. Почему-то он вспомнил свою погибшую жену. Как ее звали? Кажется, подсознание играет с ним в нехорошие игры. Линетт… Верно ведь? Мысль, мелькнувшая в разбитой голове – это остатки здравого смысла.
– Я как-то слышал забавную шутку. Мужчина приходит к врачу и жалуется на жизнь. Говорит, она груба и жестока. Что он чувствуется себя одиноким в угрожающем мире. Врач предлагает простой рецепт – великий клоун Пальячи сегодня в городе. Сходите, это вас подбодрит. Мужчина взрывается слезами. Но доктор, – говорит он, – я и есть Пальячи. Хорошая шутка. Всем смеяться. Барабанная дробь. Занавес.
Мэтт внимательно слушал речи безумца на протяжении двух часов. Сжимая письмо с извещением о смерти, он не мог поверить в случившееся. Еще вчера его отец уходил на войну за своим повелителем, несмотря на врожденное миролюбие. А вот сегодня он уже гниет где-нибудь в братской могиле на окраине неизвестного региона, будто собака. Лжепророк взял его замок в кольцо, но заявил, что не хочет бойни, поскольку пришел с исключительно добрыми намерениями. Ворота открылись, впуская сотню изголодавшихся шакалов, лязгающих оружием. Их Предводитель, соблюдая правила вежливости, попросил дозволения войти внутрь, при этом держа руки поднятыми. С него не сводили глаз бдительные стрелки, готовые исполнить приказ нового лорда. Вопреки всем ожиданиям, мальчишка велел пропустить непрошеных гостей. Выбора нет.
Они сели за один стол, но вместо отравляющих душу речей Гэбриэль начал изливать потоки наигранного сожаления. Недоумевающий Вэйт наблюдал за игрой актера, но тот не стал тратить слишком много времени и достал послание, которое перехватил у гонца. Пораженный сын, только что утративший любимого родственника, сидел на стуле без движения, перечитывая сухие строчки и изучая подпись десницы государя. Именно тогда Волк прибег к своей излюбленной тактике – измотать жертву речами, а затем убедить ее в том, во что она изначально не верила. Рассуждения о бренности бытия – лишь вершина айсберга. Все дело в подаче. В жестикуляции, эмоциях, словах и восприятии. Подавленный юноша – легкая мишень. Пара покровительственных жестов, и он облачился в рясу грешника, не признающего иного Бога, кроме смерти и чванливого ублюдка со шрамом.
За ними исподлобья следила каменная статуя, охранявшая главную дверь. Эрнандо с неподдельным отвращением глядел на извращающего молодые умы подонка. С ним нужно покончить немедленно. Разговор затягивался, вынуждая сжимать рукоять меча от безудержной злости. Человек, убивший его сестру, вальяжно сидит в кресле, пьет дорогое вино и ухмыляется предстоящему триумфу. Хочется размозжить ему голову, изрезать на кусочки, а потом скормить псам. Сдержав внутренний порыв, Скорпион продолжил стоять смирно и дожидаться особых распоряжений. Доносившиеся извне звуки раздражали не так сильно, как безмозглый юнец, изливающий душу мерзкому падальщику. Самое обидное заключалось в том, что он приходился ему племянником по крови.