Узы крови (СИ)

– Но даже после этого он не стал меня слушать. Пришлось его убить, – Ланнистер пожал плечами так, будто говорил о конюхе или провинившемся слуге. Так, словно это не вылилось в гражданскую войну и не привело к большому количество жертв. Он никогда не жалел о содеянном, чувство милосердия было ему знакомо, но не проявлялось в стычках с трусами и предателями. Мартелл неожиданно напал на самого младшего члена их компании, а затем покинул поле боя, оставив своих раненых товарищей погибать за мнимую гордость и жажду мести за события двадцатилетней давности. Объяснять все это отцу или кому-либо другому было бесполезно, поэтому он просто предпочитал скрывать истинные эмоции за маской циничного безразличия, достойного самого Люцифера.

Впрочем, никто из присутствующих не придал его словам особого значения. Они давно забыли о таком персонаже, как принц Дорна, который был убит с определенной жестокостью. Это поколение не знало полномасштабных войн, в которых гибли сотни и тысячи. Они не знали цену человеческой жизни, в то время как их отцы убивались за каждого раненого или убитого в пути солдата.

Теперь при виде человеческой крови они вздрагивали, вспоминая события минувших лет. Нынешнее поколение плохо помнило страшный голод – верный спутник войны, свирепствовавшей во всем Беленоре на протяжении многих лет. Знатные лорды и леди продавали дорогие украшения за мешок картошки, чреда бесчеловечных убийств за кусок хлеба захлестнула весь мир, пока, наконец, новый урожай не принес с собой новую надежду.

Десятилетний перерыв был дан королевству для того, чтобы оно подготовилось к более страшному удару – болезни, унесшей жизни трех миллионов. От нее не могли спастись ни крестьяне, ни рыцари, ни их оруженосцы. Она медленно пожирала каждый город, каждый регион, пока не исчезла, оставив после себя тысячи смертельно больных. Клаус хорошо помнил этот период. Ему было пятнадцать, когда родители запретили выезжать в город и выходить из замка. Тогда с этой самой террасы он наблюдал за самым душераздирающим зрелищем в своей жизни: королевские гвардейцы избавлялись от сотен трупов, скидывая их в Рубиновое море.

Громкий нечеловеческий вой раздавался по ночам у самых стен крепости. Крики, мольбы, иступленные речи – все это постепенно стихало, поглощалось тьмой. В те времена город был мертв. Ни в одном доме нельзя было заметить хотя бы слабо мерцающего огонька. Эта трагедия внесла глубокий разлад в спокойную жизнь кронпринца. Он начал понимать, что все происходящее – отнюдь не игра, как уверяла мать. Это было первое потрясение, после которого у него в руках оказались кисточка и холст. Даже сейчас, в этой веренице событий, Лев вспоминал выражение безысходности на лицах тех людей, которые безуспешно пробовали карабкаться по стенам замка.

Громкий стук бокалов и последовавший за этим смех вывел кронпринца из состояния задумчивости. Одна из местных таверн временами разливала дорнийское вино, приятно обжигающее горло. Друзья смеялись, обменивались шутками, вспоминали прошлое, весело похлопывая Рекса по перебинтованной части тела. Жидкость неумолимо стекала по лицу прямо на стол, а оттуда – на прекрасный каменный пол, за что вся компания не раз удостаивалась грозного взгляда владельца, но тот сразу же притихал, стоило маленькому кожаному мешочку, полностью набитому золотыми монетами, появиться на столе, чтоб почти сразу же пропасть во внутреннем кармане Льва.

– Я предлагаю спеть, – третий бокал вина пробудил в Кае подобное желание. Четыре пары глаз уставились на будущего оратора, в то время как раздосадованный таким поворотом событий хозяин таверны что-то пробурчал себе под нос. – “And who are you, the proud lord said, that I must bow so low? Only a cat of a different coat, that’s all the truth I know“.

– Пусть я и не люблю эту песню, но в данный момент не могу не поддержать тебя, Аррен, – вмешался полупьяный Волк, чье благоразумие вмиг испарилось под действием отравляющих винных паров. – “In a coat of gold or a coat of red, a lion still has claws“.

– “ And mine are long and sharp, my lord, as long and sharp as yours“, – подхватил Хойт, которому было достаточно первых двух бокалов. Сама обстановка пьянила его больше, чем вино. – Давай, Клаус, без тебя я отказываюсь продолжать!

– “And so he spoke, and so he spoke, that lord of Castamere, But now the rains weep o`er his hall, with now one there to hear“, – сквозь чреду угроз и уговоров сын Майкла все же усмехнулся, демонстрируя свои обворожительные ямочки, а затем поддался и пропел знаменитый припев.