Узы крови (СИ)

– Твои слова ранят гораздо хуже любого кинжала, – усмехнулся юноша, нарочито откидывая несколько прядей черных волос с лица, чтобы принять более благородный вид. – Но я все же требую признания. Скажи, что ты будешь по мне скучать.

– Не больше, чем все твои пассии, Малакай, – племянник Ричарда закатил глаза, обдумывая очередной ловкий ход, который оставит победу за ним. Тем не менее вся самоуверенность и природная изворотливость молодого человека испарилась в тот самый момент, когда он ощутил прикосновение теплых губ к собственной щеке. Аррен даже не успел отреагировать – действия принцессы застали его врасплох. В первый раз в жизни ухмылка была заменена серьезным выражением лица. Зрачки расширились, дыхание участилось, а щека нервно дернулась. Он хотел что-то сказать, возможно, превратить все это в шутку, но последующие действия сестры принца окончательно вывели его из равновесия: она просто обвила руками его шею и прижалась к груди. – Да, я буду скучать по тебе.

Клаус был единственным из всех присутствующих, кто не отвел взгляда от идиллии двоих влюбленных, в то время как все остальные сделали это из вежливости. Сердце наследника престола обливалось кровью. Впервые за все время он пожалел о содеянном преступлении. Если бы не его глупая гордость и неоправданное тщеславие, то он бы не влез в сражение с Рубеном Мартеллом или, по крайней мере, сохранил бы последнему жизнь, дабы избежать всего того, что предстоит испытать маленькой сестре. Боль, обиды, унижения. Он не мог этого вынести, не мог спокойно наблюдать за тем, как рушится счастье его семьи.

Побледневший Аррен, казалось, не чувствовал почвы под ногами. Затуманенные глаза, подернутые невидимой белой пленкой, равнодушно блуждали где-то в другом мире. Столько невыносимой боли было в этом взгляде, столько страданий. Вид этого зрелища привел Клауса в полнейшее исступление. Он плотно, до побелевших костяшек сжал кулаки, пытаясь подавить внезапный приступ ярости. Медлить больше нельзя, иначе все это моментально превратится в пепел. Голубоватые стяги давно скрылись из виду, за высокими холмами и цветущими деревьями. Кол, чувствовавший некоторую вину из-за собственного бессилия, медленно подошел к сестре и заключил ее в объятия.

Маленький рост всегда был поводом насмешек над младшим из Ланнистеров, но с годами Колемон научился превращать этот недостаток в достоинство. В данный момент это помогло, поскольку он сумел заставить Ребекку рассмеяться, когда был вынужден приподняться на носках, чтобы стереть мокрые дорожки слез. Их теплые отношения, иногда сопровождаемые бурными ссорами и едкими комментариями в адрес друг друга, всегда радовали глаз. Как самые младшие из семейства Львов, они быстро нашли общий язык в детстве и часто объединялись в своеобразную команду, чтобы противостоять напору старших и временами задиристых братьев.

Элайджа внимательно следил за этой немой сценой, пока наконец не повернулся в сторону наследника трона, чья неестественная бледность сразу же бросилась в глаза. Оголенные зубы противно скрипели, а вена на шее, казалось, никогда не перестанет пульсировать. Заросший подбородок дрожал – это было заметно издалека. Все состояние Никлауса говорило о том, что он переживает страшнейшую внутреннюю борьбу.

– А теперь поведай мне, брат, что вы с Ребеккой задумали? – монотонный голос Элайджи неприятно резанул по уху, выводя будущего короля из собственного маленького мира, где он уничтожал всех врагов по нескольку раз. Их одинакового цвета глаза встретились. Впрочем, второй сын Майкла сразу же выпрямился во весь рост, чтобы придать предстоящей тираде больше красочности, и откинул мешавшую прядь темно-каштановых волос. – Последнее время вы оба ведете себя очень странно. Особенно это касается тебя, Николаус. Я ожидал, что после приказа отца ты будешь рвать и метать, совершать множество опрометчивых поступков, так тебе свойственных. Но нет. Ничего, абсолютно. Полнейшее равнодушие ко всему происходящему, словно ты смирился со всем этим.

– Нет, это ты смирился, – обвинительный тон, каким была произнесена эта реплика, не порадовала молодого принца. Он наклонил голову в сторону с целью разглядеть истинные эмоции под маской наигранного безразличия. Клаус, в свою очередь, вздернул подбородок, высказывая свое презрение. – За все это время я не слышал от тебя ни слова сочувствия в адрес нашей сестры. Вечно благородный до тошноты Элайджа, слабая пародия на отца. Ты лицемер. Твое коронное “всегда и навечно“, которым ты часто попрекал меня, не стоит ровным счетом ничего. Ты мне противен!

– Что же, я рад, что хотя бы здесь наши чувства взаимны, – Лев протяжно вздохнул, после чего вежливо склонил голову, заставив брата в ярости стиснуть зубы. – Надеюсь, я смог потешить твою жажду к превосходству и прочую чушь, ради которой ты убиваешь невинных людей. Думаю, на этой радостной ноте следует разминуться.