Безвыходное положение, в котором оказался кронпринц, усугубилось гораздо больше, когда с другой стороны появились два королевских гвардейца, перекрывая все пути к отступлению. Братьям Клиган было достаточно места, чтобы на полном скаку вдвоем пресечь половину замкнутого пространства, устремляясь к своей жертве. Страшнейший удар по окровавленному конскому боку вывел Брего из оцепенения, принуждая взвиться на дыбы, замахать желтоватыми копытами с черными полосками и ринуться в сторону деревянных обломков. Огонь не пугал храброе животное, оно не думало о нем, как об опасности. Темная грива, ниспадающая до самых ноздрей, развевалась на ветру подобно белым плащам. Осталось совсем немного. Еще несколько рывков.
Прыжок. Это произошло достаточно легко и быстро. В решающий момент почти истощенный конь все же оторвал дрожащие копыта от земли, в результате чего передняя часть туловища полностью ушла вверх, в то время как задние ноги некоторое время оставались позади. Наследник короны всеми силами старался удержаться в седле, что удалось ему лишь благодаря цепкой хватке и длинной гриве. Впечатляющий скачок оставил позади неудавшихся охотников, чьи скакуны не могли совершить подобное даже при самых благоприятных обстоятельствах. Очередной выгоревшей квартал. Призраки обуглившихся домов проносилось сплошной вереницей темных силуэтов, не отличимых друг от друга. Люди продолжали безуспешно пытаться спасти выжженные обломки, но в руках оставался лишь пепел от того, что они когда-то называли кровом.
Клаус смотрел на эту подавляющую картину без каких-либо видимых эмоций на лице. Ни один мускул не дрогнул, ни одна морщина не проявилась на выпуклом лбу – ничего, совершенно. Закрытые Центральные ворота вызвали бы в его очерствевшей душе гораздо больше эмоций, чем осознание того факта, что он собственноручно подписал смертный приговор нескольким тысячам мужчин, женщин и детей. Они стояли у него на пути, являлись точно такой же преградой, какую он только что преодолел в узком переулке. Для достижения цели можно было пренебречь некоторыми аспектами человечности. Религиозные нравоучения не произвели на юношу особого впечатления еще в детстве, когда он рассматривал старые картины, изображающие Библейские события.
Если Ад действительно существует, в чем можно сомневаться, то, в любом случае, в него попадут все, даже за самые малые провинности, называемые жестким словом “грех“. В конце концов, какая была разница между убийством десятков тысяч человек на поле битвы и несколькими тысячами – сожженными заживо? Почему первое называли благородством, а второе запишут в учебники истории, как бессмысленное проявление жестокости? Такие вопросы одолевали задурманенный разум Ланнистера, пока он уверенно пересекал городские улицы, наполненные смрадом разлагающихся тел. Две остроконечные башни, высившиеся по обе стороны от ворот, иногда разгоняли назойливые клубы дыма, позволяя заблудившимся жителям выйти из города. Обогнув Конный Переулок, Брего свернул налево, в местность, избавленную от едкого дыма и отвратительного зрелища в виде собак, рвущих на куски людские тела. Завтра вместе с ранними лучами жаркого солнца в столицу прибудет нескончаемая стая черных падальщиков, жаждущих устроить пир.
Интересно было бы посмотреть на лицо отца, когда он увидит подобную сцену. Столь приятная мысль вызвала на лице беглеца странную ухмылку, немного искаженную ненавистью. В нем не осталось сочувствия по отношению к погибшим жителям столицы, задохнувшимся в колыбелях младенцам, королю, на которого легла огромная ответственность, заколотому в спину гвардейцу – никто из этих людей не заслуживал хотя бы намека на жалость или сострадание. Даже мама, единственный человек во всем этом сброде, кто действительно был достоин уважения, потерял право на него в тот момент, когда позволил продать собственную дочь, как дорогостоящую лошадь. Пусть это было прикрыто самыми благими намерениями, но это было предательством тех чувств, которые Никлаус питал к ней еще в детстве. Только на сей счет у него были сомнения и доля сожаления. Теперь она потеряла всех своих детей, исключая третьего сына, чья бесполезность была доказана достаточно давно.