Узы моря. Опасное соседство. Возвращение

Каннингем аккуратно прицепил краба к большому крючку для ловли морских карасей и предоставил Тому полную возможность ловить в боковом проливчике более легкой снастью, а сам, убедившись, что краб сидит на крючке крепко, забросил спиннинг далеко от берега, в сторону полоски более светлой, зеленоватой воды, что свидетельствовало о песчаном дне, и стал ждать. Ждать, пока клюнет морской карась, всегда приходилось долго, но Каннингем никогда не отступался, и время шло, пролетало высоко в небесах, точно кормораны над их головами, прерываемое лишь воплями куликов-сорок, и набегало на берег в бесконечном гуле приливов и отливов.

К четырем часам Том уже поймал хорошего бронзового морского леща и трех чернохвостых облад, вполне пригодных для жарки. У Каннингема два раза съели наживку, так что он насадил своего последнего краба, и долгожданный миг наконец наступил. Леса задрожала, точно нерв, когда по нему проходят неведомые токи жизненной энергии. Том сразу встряхнулся, сердце у него сильно забилось, и рыба рванула лесу так, что чуть не сломала удилище. А в следующий момент спиннинг изогнулся дугой, и колесико стремительно, со свистом начало вращаться. Каннингем издал торжествующий рев, и Том тут же бросился к нему, путаясь в собственной леске.

В течение следующих пятнадцати минут они стояли бок о бок в состоянии того редкостного возбужденного ожидания, какое ведомо только истинным рыболовам, а в глубине под ними рыба била широким, могучим хвостом, трясла огромной головой и все норовила забраться в темное местечко под скалы, но нейлоновая леса звенела у нее в пасти, и этот звук, отдаваясь эхом у рыбы в голове, преследовал ее повсюду — у рифов, на вершинах подводных скал — и никуда не давал уйти, потому что проклятая леса не рвалась, как бы рыба ее ни дергала. И вот наступил еще один редкий миг, воспоминание о котором всегда светло и бессмертно в душе рыболова: еще не погасло напряженное ожидание, но оно уже соединяется с восхищением, трепетом и, пожалуй, жалостью, ибо впервые живое голубоватое серебро рыбьей чешуи блестит под толщей зеленоватой воды. Побежденный морской карась будет теперь медленно описывать круги, все еще пытаясь сопротивляться, мечтая вырваться и вновь уплыть в темную глубину, и его бока будут сверкать, точно бриллиант светло-голубой воды, а у берега, в пене прибоя, среди колючих от черных мидий скал, станут скорее серебряными. Теперь поскорее — ведь волны дают лишь кратковременную передышку — следует воспользоваться острогой; рыба взлетает в воздух, бьется, ярко блестит на солнце, и явственно видно, как отлетают чешуйки на прибрежные скалы. Битва окончена.

Забравшись повыше, чтобы не достали волны, они долго и оживленно беседовали, пока пятнадцатикилограммовая рыбина выбивала хвостом предсмертную дробь на раскаленной скале с ними рядом.

Вдруг Том поднял руку и сказал:

— Послушайте, что это?

Несколько секунд они не слышали ни звука, кроме шума морского прибоя и методичного постукивания рыбьего хвоста, но потом до них донеслись громкие визгливые вопли гончих, идущих по следу зверя, а еще через мгновение все шесть собак вылетели на освещенный солнцем берег; уши у них обвисли от усталости, розовые языки свисали до земли, черно-бело-рыжие пятна шкур ярко выделялись на фоне монотонного галечного пляжа, а потом собаки одна за другой исчезли на опушке леса неподалеку от утеса, где сидели рыболовы.

— Dis die tier hinde, — сказал Том. — Hulle jag die tier[10]. — И он поведал Каннингему о затее Превальски.

Они все время посматривали на опушку леса и на пляж, заваленный плавником, но ни один охотник следом за собаками так и не появился. Снова отчаянно залаяли гончие, но теперь уже значительно дальше; их голоса сопровождало глубокое эхо, словно на дне ущелья.

Когда рыболовы добрались до лесничества, то уже по невероятному количеству собравшихся на стоянке машин можно было сказать: что-то случилось. Целая коллекция — восемь или девять различных джипов и легковушек пристроились на посыпанном гравием дворе и в закатном свете воскресного вечера уже сами по себе являли довольно необычное зрелище, однако полицейский микроавтобус с синей «мигалкой» на крыше и выставленной антенной, а также белая застывшая глыба «скорой помощи» наполняли сердце Тома все усиливающимся ужасом.

— Случилось какое-то несчастье, Том, — с растерянным видом констатировал Каннингем, а потом спохватился: — Да, спасибо тебе огромное! Отличная рыба! В следующий раз мы еще такую поймаем. — Он улыбнулся и протянул Тому банкноту в два ранда.

С этого момента их жизни вновь потекли по разным руслам: Том направился к группе рабочих, собравшихся под дубами, а Каннингем вошел в освещенную и распахнутую настежь дверь офиса.