Он хватает меня за локоть, затаскивает в квартиру, закрывает дверь. Кивает на цветы.
– Кто подарил? – как-то злобно спрашивает он, и я понимаю, что правду лучше не говорить.
– Да сама купила. У девчонки завтра День рождения, хочу подарить!
Он так пристально смотрит мне в глаза, что реально становится страшно.
– Это вместо того, чтобы давать Димке денег на каши и подгузники, ты тратишься на вот эту х@йню для какой-то девчонки? – он выхватывает цветы и бросает на пол. – Аля, ты что, вообще оборзела?
– Эдик, да что ты такое говоришь? Я и так почти всю зарплату отсылаю маме на Диму, а на остатки перекантовываюсь здесь. Зачем ты так? – на глаза от обиды наворачиваются слезы.
Я и так себе во всем отказываю. Помимо того, что все деньги отсылаю маме, так еще и продукты покупаю и счета оплачиваю. А он так говорит.
Снимаю плащ, хочу повесить его на вешалку, но Эдик его выхватывает и начинает обнюхивать. Я в шоке пялюсь на него.
– Ты же сказала, что была у подруги!
Я киваю головой, не в силах что-либо сказать.
– А почему тогда от плаща пахнет мужиком?
Я молча открываю и закрываю рот. Он кидает мне плащ в лицо.
– Где ты была? – хватает меня за плечи и вталкивает в стену.
Я задыхаюсь от боли.
– Где? – рычит он.
– У Лены, я была у Лены, – плачу я, а он тыкает мне под нос плащ.
– А это кто, Лена твоя так воняет?
Отрицательно мотаю головой.
– Не знаю, может… папины вещи так пахнут…
Видимо, его пьяный мозг обрабатывал услышанную информацию. Он меня так же резко отпустил, как до этого жахнул об стену, я чуть не упала.
– Че не позвонила-то? Я тут сижу, жду тебя. Не хаваю, винца прикупил, – поворачивается на кухню. – Пойдем есть.
Что, что это только что было? Я поднимаюсь и с трясущимися коленками иду за ним. Сажусь за стол. Он наливает мне стопку водки.
– Вино попил. Надо вовремя возвращаться домой. Давай выпьем за дружбу, – поднимает он стопарь.
Я не хочу, но вижу в его взгляде какую-то угрозу. Поднимаю рюмку, чокаюсь с ним и отпиваю чуть-чуть. Нос и рот обжигает запах спирта, хватаю кусочек колбасы, засовываю в рот.
– Я, знаешь, что хочу тебе сказать, котенок? – заплетающемся языком говорит он.
Котенком он меня называл с первой нашей встречи. Наташа всегда шутила над этим прозвищем, что они подобрали меня, как котенка, и вот Эдичку, ее Эдичку я заменяю домашнее животное. Мне тогда было шестнадцать, я приехала учиться, ну и они меня взяли к себе, чтобы не тратить лишние деньги на съем квартиры. Я так радовалась…
– Наташки уже нету почитай как два года. Ты почти доучилась, что собираешься делать дальше?
Понимаю, что этот вопрос он мне задает не просто так, видимо, у него есть уже какие-то предположения.
– Ну, я пока не решила, – отвечаю тихим голосом. – Чтобы не мешать тебе, буду снимать квартиру.
Он обдал меня ледяным взглядом. Так и думала, что нужно было помолчать, что-то не так.
– А ты мне и не мешаешь, – каждое слово дается ему с трудом, я вижу, как он сдерживает себя, руки сжали вилку так, что кажется, бедный металл не выдержит его натиска. – Ты что, хочешь Димку лишить денег?
– Нет, Эдик, что ты? – я выдохнула, он просто переживает за Диму. – Я так же каждый месяц буду им с мамой переводить деньги, только, наверное, сама. Мы пореже будем встречаться. Хочу квартиру снять поближе к работе, – разоткровенничалась я.
Дура, дура тупая.
Эдик со всей силы стукнул кулаком по столу.
– Никуда ты не уйдешь, поняла?
Сижу молчу, не знаю, как реагировать.
–Ты меня поняла? – орет он.
Я киваю, встаю из-за стола и пячусь в комнату, закрываю дверь.
– Будешь жить здесь, со мной, – слышу, как он орет с той стороны.
Я защелкиваю замок. И падаю в подушку лицом, начинаю плакать. Да что же за день-то такой! Что со мной происходит? Что я сделала не так?
Засыпаю, даже не раздевшись.
Среди ночи меня будит стук в дверь. Я молчу. Лежу, не шевелюсь. Снова стук. Дыхание замирает. Потом дергается ручка. И громкий удар по косяку заставляет подпрыгнуть на кровати.
– Моя, – шипит Эдик снаружи.
Меня пробивает страх от кончиков ногтей на ногах до кончиков волос на голове. Что с ним творится, я не могу понять. Скидываю брюки, встаю и чувствую боль между ног. Блин, почему, почему нельзя завыть, а? Ведь так хочется. Как теперь вести себя на работе, может, полное безразличие?
Смотрю на часы. Три ночи. Крадусь к двери и возношу благодарность Наташе за то, что поселила меня в комнате, где стоит старая совдэповская дверь. Помню, как она ходила страдала, что не может ее заменить, потому что никто не берется. Она была вварена или заложена какими-то уголками, и все мастера загибали либо слишком кругленькую сумму за ее установку, либо просто не брались. Но все-таки она нашла мастера. Уже договорились с ним, в какой день он придет, но Наташку увезли в роддом. Начались схватки. И больше она не вернулась обратно. Я с горечью вздохнула. Прислушалась. За дверью было тихо.
Глава шестая
Утром открыл один глаз и чуть не расшиб о стену гребаный телефон с его назойливым будильником. И так всю ночь почти не спал, а тут и утром не дал поспать этот трезвон.