V.

Профейн вернулся в агентство «Пространство и Время» с убеждением, что Рэйчел всяко принесла ему удачу. Бергомаск взял его на работу.

— Прекрасно, — сказала она. — Он оплатит наши услуги, вы нам ничего не должны.

Рабочее время заканчивалось. Она стала наводить порядок на столе. И между делом предложила:

— Пойдем ко мне. Подождите меня у лифта.

Когда он стоял в коридоре, прислонившись к стене, то вспомнил, что с Финой все начиналось так же. Она притащила его домой, словно подобранные на улице четки, и уверила себя в том, что он обладает сверхъестественными способностями. Фина была набожной католичкой, как его отец. Рэйчел — еврейка, вспомнил он, как его мать. Что, если она, наподобие еврейской мамочки, хотела просто его накормить?

Они спустились в набитом, но тихом лифте, она спокойно укуталась в серый плащ. Проходя через турникет подземки, она опустила два жетона — за себя и за него.

— Но… — возразил Профейн.

— Ты на мели, — отозвалась она.

— Я чувствую себя жиголо.

Так оно и было. Что-что, а центов пятнадцать всегда найдется, да еще полпалки салями в холодильнике — будет, чем его накормить.

Рэйчел решила поселить Профейна у Уинсама и кормить его за свой счет. В их компании квартиру Уинсама называли вест-сайдской ночлежкой. Места на полу хватало для всех, а Уинсаму было плевать, кто там спит.

На следующий день поздно вечером во время ужина у Рэйчел нарисовался пьяный Хряк Бодайн, он искал Паолу, которая исчезла черт знает куда.

— Здорово, — заговорил Хряк с Профейном.

— Старик, — отозвался Профейн. Они откупорили пиво.

Затем Хряк потащил их в «Ноту V» слушать Мак-Клинтика Сферу. Рэйчел сидела и внимательно слушала музыку, а Хряк и Профейн вспоминали свои похождения на море. Во время одной из пауз Рэйчел подсела за столик Сферы и выяснила, что он выбил у Уинсама контракт на две долгоиграющие пластинки для фирмы «Диковинки звукозаписи».

Они немного поболтали. Пауза кончилась. Квартет вернулся на эстраду и заиграл, начав с композиции Сферы под названием «Фуга нашего друга». Рэйчел вернулась к Хряку и Профейну. Они обсуждали Папашу Хода и Паолу. «Черт меня дернул, — подумала она, — куда я его завела? Куда заставила вернуться?»

На следующее утро, в воскресенье, она проснулась еще не совсем протрезвевшая. В дверь к ней бился Уинсам.

— У меня выходной, — заорала она. — Что за дела?

— Дорогой мой исповедник, — сказал он с таким видом, будто не спал всю ночь, — не сердись.

— Скажи это Эйгенвелью. — Она протопала на кухню, поставила вариться кофе и спросила: — Ну? Что там еще?

Как что: Мафия. Впрочем, на этот раз он обдумал план действий. Чтобы расположить к себе Рэйчел, он надел позавчерашнюю рубашку и не стал причесываться. Если хочешь, чтобы девушка свела тебя со своей подругой, не стоит сразу раскрывать карты. Нужно учесть некоторые тонкости. Разговор о Мафии был лишь предлогом.

Рэйчел действительно хотела знать, общался ли он с дантистом; Уинсам ответил, что нет. Эйгенвэлью в последние дни был занят: все свое время он проводил со Стенсилом. Руни интересовало мнение женщины. Рэйчел налила кофе и сообщила, что обе ее подружки отсутствуют. Он с закрытыми глазами пошел в атаку:

— Рэйчел, мне кажется, она спит со всеми.

— Что ж. Застукай ее и разведись.

Они влили в себя два кофейника. Руни излил душу. В три вошла Паола, невнятно им улыбнулась и исчезла в своей комнате. Уж не покраснел ли он? Сердце забилось чаще. Так ведут себя желторотые сопляки, кретин. Он поднялся.

— С тобой можно еще об этом поговорить? — спросил он. — Хоть немного.

— Если тебе это поможет. — Она знала, что не поможет, но улыбалась. — А как там контракт с МакКлинтиком? Только не говори, что в «Диковинках» стали делать нормальные записи. Ты что, увлекся религией?

— Если я чем-нибудь увлекаюсь, — ответил Руни, — то вязну в этом по уши.

Он возвращался к себе через Риверсайд-парк, размышляя о том, правильно ли он поступил. Его осенила мысль: что, если Рэйчел решила, будто он пришел к ней, а не к ее соседке?

Дома он застал Профейна, болтавшего с Мафией. «Боже правый, — подумал он, — ничего не хочу, только спать». Он лег, приняв позу эмбриона, и вскоре, как это ни странно, отключился.

— Значит, ты наполовину еврей, наполовину итальянец, — стрекотала Мафия в соседней комнате. — Надо же, как забавно. Non è vero,167 прямо как Шейлок, ха-ха. В «Ржавой ложке» один актер утверждает, что он армяно-ирландский еврей. Надо вас познакомить.

Профейн решил не спорить. Он ограничился тем, что произнес:

— Наверное, «Ржавая ложка» — симпатичное заведение. Но не моего уровня.

— Брось, — отозвалась она, — что значит «не твоего»? Аристократизм — это состояние души. Может, ты принц крови. Кто знает?