V.

Это подводит нас к вопросу о «взаимоотношениях» Фаусто с Богом. Очевидно, эти отношения никогда не были такими же простыми, как противопоставление Бога Цезарю, особенно тому неодушевленному кесарю, которого мы знаем по античным медалям и статуям, кесарю, представляющему «силу», о которой мы читаем в исторических сочинениях. Цезарь ведь тоже некогда был живым человеком и испытывал трудности в столкновении с миром вещей и сонмом вырождающихся богов. Поскольку драматичность ситуации проистекает из конфликта, может, было бы проще говорить о конфликте между законом человеческим и законом божественным, разворачивающемся в замкнутом пространстве дома Фаусто. Я имею в виду его душу, а также остров. Но в этом нет ничего драматического. Лишь апология Дня Тринадцати Налетов. Но даже то, что случилось после этого, не проясняет данного вопроса.

Я знаю, что есть машины, которые устроены намного сложнее людей. Если это отступничество — hekk ikun.233 Чтобы рассуждать о гуманизме, мы для начала должны удостовериться в собственной человечности. Но это тем труднее, чем дальше мы идем по пути декаданса.

Все более отчуждаясь от самого себя, Фаусто II начинал замечать вокруг признаки прекрасной неодушевленности.

Зимний грегейл несет с севера бомбардировщики, как эвроклидон вынес к острову корабль апостола Павла. Благословения, проклятия. Но не является ли ветер частью нас самих? Имеет ли он к нам хоть какое-то отношение?

Где-то там, за холмом, — относительное спокойствие: фермеры сеют пшеницу, чтобы в июне собрать урожай. Бомбят в основном Валлетту, Три Города, Гавань. Пасторальная жизнь становится чрезвычайно привлекательной. Но и за городом порой взрываются шальные бомбы: одна из них убила мать Елены. Мы не можем ждать от бомб большего снисхождения, чем от ветра. Не должны. Если мне удастся избежать marid b’mohhu234, то я так и останусь сапером, могильщиком, я должен отказаться от мыслей об иной участи — в прошлом и в будущем. Лучше сказать себе: «Так было всегда. Мы пребываем в Чистилище и останемся здесь в лучшем случае на неопределенный срок».

Вероятно, именно тогда он и пристрастился бродить по улицам во время налетов. После работы на «Та-Кали», в те часы, когда должен был спать. И не потому, что хотел убедиться в своей храбрости, и вне какой-либо связи с работой. И поначалу не слишком подолгу.