— Si. Мне сперва надо побывать на Виа-Кавур. Я приду к Шайсфогелю позже, чтобы встретиться с кое-какими людьми по другому делу. Это будет un gran colpo,148 если все пройдет гладко.
Вскоре в коридоре раздались шаги и звон ключей.
— На ловца и зверь бежит, — усмехнулся Гаучо. Эван стремительно повернулся к нему и сжал его руки:
— Удачи.
— Положи дубинку, Гаучо, — весело прокричал охранник. — Вас обоих скоро должны отпустить.
— Ah, che fortuna,149 — скорбно изрек Гаучо и вернулся к окну. Казалось, девичий голос будет звучать весь апрель напролет. Гаучо встал на папочки. — Un’ gazz’!150 — крикнул он.
В шпионских кругах Италии ходил новый анекдот об англичанине, который наставил рога итальянцу. Муж вечером пришел домой и застал парочку прямо на месте преступления — в постели. Разъярившись, он выхватил пистолет и уже готов был отомстить за свою поруганную честь, но тут англичанин успокаивающе поднял руку. «Слушай, старик, — высокомерно сказал он, — надеюсь, это не внесет раскол в наши ряды? Ведь мы можем повредить Союзу Четырех Сторон151».
Автором этой хохмы был некий Ферранте, большой любитель абсента и девственниц. Он пытался отрастить бороду. Он ненавидел политику. Он, как и еще несколько тысяч молодых флорентийцев, мнил себя последователем Макиавелли. У него были далеко идущие планы и всего два догмата веры: а) итальянские дипломаты — это насквозь прогнившие ничтожные коррупционеры, и б) кто-то должен убить Умберто Первого.152 Ферранте уже полгода занимался проблемой Венесуэлы и не видел другого выхода, кроме самоубийства.
Этим вечером он бродил вокруг штаба тайной полиции и искал место для приготовления небольшого кальмара, которого бережно держал в руке. Кальмара он только что купил на рынке, это был его ужин. Флорентийский центр шпионской деятельности располагался на втором этаже фабрики по производству музыкальных инструментов для ярых приверженцев Ренессанса и Средневековья. Номинально фабрикой управлял австриец Фогт, который в дневное время усердно собирал ребеки, теорбы153 и старинные гобои, а ночами занимался шпионажем. В законопослушные отрезки жизни (то есть днем) ему помогали негр по имени Гаскойн, время от времени приводивший своих друзей настроить и проверить инструменты, и собственная мамаша, невероятно древняя старушенция, плененная любопытной иллюзией девического романа с Палестриной.154 Она постоянно убалтывала посетителей сентиментальными воспоминаниями о «Джованнино», содержащими красочные детали и голословные утверждения о сексуальной эксцентричности композитора. Если эти двое и были вовлечены в шпионскую деятельность Фогта, то об этом не догадывался даже Ферранте, который зарабатывал на жизнь тем, что шпионил за коллегами, равно как и за любым подходящим источником сведений. Хотя Фогт, будучи австрийцем, мог сейчас позволить себе некоторую свободу действий, Ферранте не верил в договоры и пакты, считая их временными, а чаще всего просто нелепыми. Но он понимал, что раз уж союз заключен, то, пока это выгодно, его условия можно соблюдать. Таким образом, с 1882 года Австрия и Германия стали временно приемлемыми союзниками. А вот Англия, безусловно, нет. Собственно, это и породило анекдот о муже-рогоносце. Ферранте не видел оснований для сотрудничества с Лондоном в этом вопросе. Он подозревал, что Британия питает коварный умысел вбить клин в Тройственный Союз, перессорить своих врагов между собой, дабы затем договориться с каждым из них по отдельности и по своему усмотрению.
Ферранте спустился на кухню. Откуда-то из глубины дома раздались жуткие скрежещущие звуки. Врожденная подозрительность ко всему, что, по его понятиям, выходило за пределы нормы, заставила Ферранте бесшумно упасть на четвереньки, осторожно заползти за плиту и оглядеться. Он увидел старуху, пытавшуюся извлечь какой-то мотив из виолы да гамба. Получалось это у нее с трудом. Заметив Ферранте, старуха положила смычок и воззрилась на гостя.
— Тысяча извинений, синьора, — сказал Ферранте, поднимаясь на ноги. — Я не хотел прерывать мелодию. Я лишь хотел узнать, нельзя ли мне позаимствовать сковороду и немного масла. Вот мой ужин. Это займет всего несколько минут. — И он успокаивающе покачал перед ней кальмаром.
— Ферранте, — внезапно каркнула старуха. — Сейчас не время для хитростей и тонкостей. Слишком многое поставлено на карту.
Ферранте отшатнулся. Она тоже шпионка? Или просто сын ей доверяет?
— Я не понимаю… — осторожно начал он.
— Чушь, — рявкнула старуха. — Англичанину известно то, чего ты не знаешь. Все началось с того дурацкого венесуэльского дела, но потом твои коллеги — случайно, сами не ведая, что творят, — столкнулись с такой колоссальной жутью, что боятся даже говорить о ней вслух.
— Может быть.
— Разве молодой Гадрульфи не говорил, что в нашем городе действуют агенты Вейссу? Он узнал об этом от отца и рассказал герру Стенсилу, разве не так?