В 4:50 с вокзала Паддингтон

– Брат Гарольд – может быть. Но не брат Альфред. Гарольд, – прибавил он с новой ноткой в голосе – возможно, с оттенком завистливого злорадства, – у нас в семье удачливый, полезный член общества, занятой, весь в работе, но на все находит время и все у него вовремя. Если б даже – это я так, к слову, – он совершил убийство, то идеально выверенное и точно по плану.

– Имеете какие-то основания прибегать к подобному примеру?

– Отнюдь, просто в голову пришло в качестве коронного абсурда.

– Тогда вернемся к вашей особе.

Альфред развел руками.

– Я же говорю, нет у меня памяти на время и место. Вот назови вы, скажем. Рождество, – тогда другой разговор, тут я бы смог ответить – есть худо-бедно зацепка. Где я был в день Рождества, мне известно. Мы провели его у отца в Бракемптоне. Зачем – для меня загадка. Ворчит, что наше присутствие дорого ему обходится, а не приезжали бы – тогда бы ворчал, что глаз к нему не кажем. Откровенно говоря, ездим, чтобы порадовать сестру.

– И в этом году там были?

– Да.

– Но отец ваш, к несчастью, расхворался, верно?

Краддок умышленно уводил разговор в сторону, повинуясь профессиональному чутью, которое не раз приходило к нему на выручку.

– Прихворнул. Когда, во славу экономии, живешь, как воробушек, а потом внезапно наешься и напьешься, это не проходит даром.

– Вот как, и это все?

– Конечно. А что еще?

– У его врача, я так понял, были… ну, скажем, сомнения.

– Уж этот мне Куимпер, старый дурень! – Альфред заговорил быстро, пренебрежительно. – Зря вы слушаете его, инспектор. Второго такого паникера свет не видывал.

– Серьезно? А на меня он произвел впечатление здравомыслящего человека.

– То есть круглый болван. Отец же, в сущности, никакой не калека, с сердцем у него – ничего особенного, но Куимпера он морочит как миленького. Понятно, что когда отца в самом деле скрутило, он поднял страшнейший переполох, и Куимпер у него забегал как очумелый, замучил всех расспросами, во все вникал – да что отец съел, да что выпил… сущий балаган!

Все это сказано было с необычайной запальчивостью.

Краддок отвечал довольно продолжительным молчанием, и это возымело действие. Альфред заерзал, метнул на него быстрый взгляд и наконец спросил желчно:

– Ну, так в чем дело? Для чего вам знать, где я был в такую-то пятницу недели три или четыре назад?

– А, значит, помните, что это была пятница?

– Но вы же сами, по-моему, сказали.

– Да? Возможно, – сказал инспектор Краддок. – Во всяком случае, день, о котором я спрашиваю – пятница, двадцатое.

– Зачем вам?

– Обычная формальность в ходе расследования.

– Вздор. Вы что, еще что-нибудь выяснили насчет этой женщины? Насчет того, откуда она взялась?

– Пока мы не владеем полной информацией.

Альфред бросил на него зоркий взгляд.

– Надеюсь, вы не дали Эмме ввести себя в заблуждение этой дикой теорией, что будто бы убитая – вдова моего брата Эдмунда. Это полная чушь.

– К вам эта самая Мартина не пробовала обращаться?

– Ко мне? Еще чего! Не смешите меня!

– Думаете, ей было бы более естественно обратиться к вашему брату Гарольду?

– Гораздо! Его имя то и дело мелькает в газетах. Живет в достатке. Неудивительно, если бы у такого задумали поживиться. Другое дело, что ничего бы из этого не вышло. Гарольд по скупости не уступит отцу. Кто у нас добренький в семействе, так это Эмма, и, что тоже немаловажно, она была у Эдмунда любимой сестрой. Но при всем том Эмма вовсе не из легковерных. Она вполне отдавала себе отчет, что это дама может оказаться мошенницей. Заранее предусмотрела, чтобы на встрече присутствовала вся семья – да плюс еще холодный, жесткий адвокат.

– Весьма разумно, – сказал Краддок. – И встреча была назначена на определенное число?

– Она должна была состояться сразу после Рождества. В конце недели, начиная с двадцать седьмого… – Он осекся.

– Ага, – сказал Краддок приветливо, – я вижу, некоторые даты не лишены для вас значения.

– Я же сказал, точный день назначен не был.

– Но разговор на эту тему был – когда?

– Ей-богу, не помню.

– И что вы делали в пятницу двадцатого декабря, сказать тоже не можете.

– Сожалею – абсолютный провал в голове.

– И тетрадь с записями дел на каждый день не ведете.

– Терпеть их не могу.

– Последняя пятница перед Рождеством – не так уж сложно, казалось бы.

– Был день, когда я играл в гольф с нужным человеком. – Альфред покрутил головой. – Нет, то было неделей раньше. Не исключено, что просто слонялся без особой цели. Я не жалею на это времени. Убедился, что в барах дело провернешь успешно как нигде.

– А тамошние завсегдатаи, приятели ваши, не могли бы помочь?

– Нет, отчего же. Я у них поспрошаю. Буду стараться по мере сил.

Теперь, казалось, Альфред чувствовал себя более уверенно.

– Я не могу сказать вам, что делал в тот день, – продолжал он, – зато скажу точно, чего не делал. Не убивал никого в Долгом амбаре.

– Что это вы вдруг, мистер Кракенторп?