V.

Его подмывало сказать ей. Но он удержался, уловив тонкую иронию в ситуации. Поймав себя на мысли, что было бы кстати, если бы между его прежней «возлюбленной» и судостроителем действительно существовала внебрачная связь: тогда замкнулся бы круг событий, начавшихся в Англии восемнадцать лет назад, об отправной точке которых он изо всех сил старался не думать все эти годы.

Герберту сейчас почти восемнадцать. И он, вероятно, на чем свет стоит проклинает байки про эти славные древние острова. Что он подумает о своем отце…

Своем отце. Ха.

– Синьора, – заторопился он. – Я вел себя как эгоист. Все, что смогу. Обещаю.

– Нам… Мне и ребенку… Зачем нам жить дальше? А любому из нас зачем? Он, пожалуй, вернет ей мужа.

С ним или без него июньская Ассамблея станет тем, чем должна стать: кровавой баней или спокойными переговорами – с большей точностью никто не возьмется предсказать или направить развитие событий. Больше нет государей. Отныне политика, отданная на откуп дилетантам, будет становиться все более и более демократичной. Болезнь будет прогрессировать. Впрочем, Стенсилу на это уже почти наплевать.

На следующий вечер у него состоялся разговор с Демивольтом.

– Слушай, последнее время от тебя мало толку. А я не могу один за всем уследить.

– Мы потеряли связных. Мы потеряли даже больше…

– Черт побери, Сидней, что еще не так?

– Здоровье, – солгал Стенсил.

– О Господи.

– Я слышал о студенческих волнениях. Прошел слух, что университет закроют. А тут еще закон 1915 года о присвоении степеней, и в первую очередь он затронет нынешних выпускников.

Демивольт воспринял его слова так, как на то и рассчитывал Стенсил. Как желание помочь, несмотря на болезнь.

– Я сам этим займусь, – пробормотал Демивольт. Он уже знал о тревожной ситуации в университете.

Четвертого июня исполняющий обязанности комиссара полиции приказал направить в город дополнительный отряд Мальтийского сводного батальона численностью 25 человек. В тот же день студенты университета начали забастовку и устроили шествие по Страда Реале, по дороге забрасывая тухлыми яйцами антимиццистов, круша столы и стулья уличных кафе, оставляя после себя ряды заляпанных автомобилей, отчего улица сразу приобрела праздничный вид.

– Нам за такие дела не поздоровится, – объявил Демивольт в тот же вечер. – Я иду во Дворец. – Вскоре после этого Годольфин заехал за Стенсилом на «бенце».

Гостиная на вилле была освещена необычайно ярко, хотя там находились всего два человека: она и Мейстраль. Прочие визитеры, несомненно, уже успели здесь побывать: среди статуй и старинной мебели кое-где можно было заметить окурки и чайные чашки.

Стенсил улыбнулся смущенному Мейстралю.

– Мы старые друзья, – мягко сказал он. Откуда-то – из самых глубин – наружу вырвались остатки двуличности и virtu. Стенсил заставил себя включиться в реальность настоящего, возможно осознавая, что делает это в последний раз. И, положив руку на плечо докера, произнес: – Пойдемте. Мне надо дать вам кое-какие инструкции. Наедине. – Он подмигнул женщине. – Видите ли, номинально мы остаемся противниками. Таковы Правила.

За дверью он согнал с лица улыбку.

– Два слова, Мейстраль, не перебивайте. Вы свободны. Мы в ваших услугах больше не нуждаемся. Вашей жене скоро рожать, возвращайтесь к ней.

– Зато синьоре, – Мейстраль дернул головой в сторону гостиной, – я по-прежнему нужен. А жене останется ребенок.

– Это приказ; причем он исходит от нас обоих. Могу добавить следующее: если вы не вернетесь к жене, она убьет и себя, и ребенка.

– Это великий грех.

– Но она на него пойдет. Мейстраль все еще колебался.

– Ладно, но если я снова увижу вас рядом с моей подругой… – Слово попало в цель: губы Мейстраля на секунду скривились в ухмылке. – Я назову ваше имя вашим же друзьям-рабочим. Представляете, что они с вами сделают, Мейстраль? Конечно, представляете. Я даже не погнушаюсь нанять Banditti, если вы предпочитаете умереть более живописным образом. – Мейстраль на мгновение застыл, выпучив немигающие глаза. Стенсил еще несколько секунд подождал, пока магическое заклинание «Banditti» довершит свое действие, и затем сверкнул своей лучшей – и на сей раз последней – дипломатической улыбкой. – Идите. Позаботьтесь о жене и маленьком Мейстрале. Не лезьте в кровавую баню. Сидите дома.

Мейстраль пожал плечами, повернулся и пошел прочь. Даже не оглянулся, а в его тяжелой поступи уже не было прежней уверенности.

Стенсил вознес короткую молитву: пусть с годами у него поубавится уверенности.

Когда он вернулся в гостиную, Вероника улыбнулась:

– Все уладили?

Стенсил обессиленно рухнул на стул в стиле Людовика XV, на спинке которого два серафима кого-то оплакивали на темно-зеленой лужайке бархатной обивки.

– Да.

Шестого июня напряжение продолжало нарастать. Подразделения полиции и воинские части были приведены в состояние повышенной готовности. Торговцам снова неофициально было рекомендовано закрыть магазины.