Он все еще лежал в неудобном медицинском кресле, но металлические фиксаторы больше не сдавливали его грудь и руки. Свет стал не таким ярким, лампы приглушили, и Герман мог хорошо разглядеть комнату, в которой оказался. Всюду стояли процедурные столики, медицинские аппараты и приспособления. Вытянувшиеся вдоль стен шкафы были заставлены ровными рядами ампул, подписанных канистр и склянок. В углу висела панель негатоскопа, к которой было прикреплено несколько рентгеновских снимков.
— Как самочувствие?
Рядом с креслом Германа стоял немолодой мужчина в распахнутом белом халате с голубой медицинской шапочкой на голове. Он держал руки в карманах, оттопырив большие пальцы, и не сводил с боксера свой холодный взгляд серовато-синих глаз, спрятанных за прозрачной пластиной увеличительных очков с откидной бинокулярной лупой. Его отвисшие щеки подчеркивали узкую полоску плотно сжатых губ и придавали всему лицу какое-то недовольное выражение.
— Кто ты?.. — медленно проговорил Герман, стараясь не напрягать пересохшее горло.
— Дантист.
— Дантист?..
Повисло неловкое молчание.
— Мое имя Борис, но здесь все называют меня просто Дантист, — не изменившись в лице, произнес наконец медик. — Я спросил, как твое самочувствие.
— Я не знаю. Тело как будто не мое, слабо его чувствую.
Герман попытался пошевелить рукой, но она подчинилась очень нехотя и каждое действие выполняла с задержкой в несколько секунд.
— Это еще не закончилось действие нейротропных средств, которые я тебе ввел. Скоро влияние на афферентную иннервацию завершится, и к тебе вернется боль и чувствительность, — сухо объяснил Дантист, все еще не двигаясь с места и не спуская глаз с Германа.
— Где я вообще? Что это за больница такая странная? — Боксер в который раз огляделся.
— Это не больница. Это штаб Вневедомственной ассоциации медицинской помощи.
На пороге медицинского кабинета практически бесшумно появился высокий человек в твидовом жилете и белоснежной рубашке с закатанными рукавами. Мужчине на вид было около тридцати лет и себя он держал с поистине невозмутимой грациозностью. Идеально выпрямленная спина, небрежно перекинутый через плечо хвост темных волос и узкое лицо придавали его облику аристократичные черты. Он окинул Германа быстрым взглядом и нахмурил брови.
— Док, почему не сообщил, что новичок уже очнулся? — приказным тоном спросил человек.
— Он пришел в себя только минуту назад. — Дантист сразу же демонстративно отвернулся и отошел в угол кабинета, принявшись копаться в каких-то медикаментах, расставленных на столах.
— Надо было позвать меня.
— Я не успел. Извини, — без какого-либо раскаяния в голосе ответил он.
Док вернулся к креслу с медицинским пистолетом в руках. Он вставил пару стеклянных ампул в патронник, грубо схватил Германа за запястье, вынуждая вытянуть руку и приставил дуло пистолета к локтевому сгибу. Нажав на курок несколько раз, медик внимательно взглянул на экран аппарата и после удовлетворенно кивнул сам себе.
— Я ввел тебе стимуляторы. — Он отложил пистолет на процедурный столик. — Через минуту станешь пободрее и даже сможешь уйти из моего кабинета на собственных ногах.
— Было бы куда идти, — пробормотал Герман, потирая кожу, где от уколов остались багровые точки. — Я даже не до конца понимаю, как тут оказался. И что это вообще за штаб такой.
— Что ты последнее помнишь? — поинтересовался у боксера высокий человек, подходя ближе. — Помнишь, откуда у тебя все эти травмы? Помнишь, что было на железной дороге?
Герман поднес к своему лицу ладони и оглядел сбитые костяшки.
— Я был на арене, выиграл бой. После, кажется, куда-то шел. Тогда… Да, тогда меня нагнали и избили люди Султана. А потом только темнота. Ничего больше не помню, будто в голове туман.
— Не знаю, кто такой этот Султан и за что тебе от него так досталось, но выглядишь ты прескверно, — усмехнувшись, франт взял с одной из тумбочек прямоугольное зеркальце без рамки и отдал его Герману. — Хотя ночью выглядел еще хуже, поверь. Сейчас Док немного тебя преобразил… А вообще, это я и мои друзья нашли тебя там, у железной дороги. И привели сюда, чтобы помочь.
— Спасибо, конечно…
Забрав зеркало, Герман вгляделся в собственное отражение. Оно показало ему широкое лицо, сплошь покрытое синяками и припухлостями, воспаленные красные глаза и взлохмаченные белокурые волосы, облепившие лоб короткими грязными прядями.
— Боюсь, тебе разбили в той драке голосмартфон, — констатировал Дантист. — Я извлек все осколки из яремной впадины, но титановый ободок трогать не стал. Это не моя специализация.
Герман опустил зеркало чуть ниже, чтобы разглядеть основание собственного горла. Вместо привычной кнопки голосмартфона в яремной впадине зияла черная неглубокая дыра в металлической оправе.
— Тебе надо будет обзавестись новым устройством. Старый уже не восстановить, — добавил медик. — И твои костные наушники без голосмартфона теперь бесполезны.
— Это недешево, — проворчал Герман. — Боюсь, таких денег у меня сейчас нет. Да и вообще никаких денег нет.
Франт и Дантист мельком переглянулись.