В ад с «Великой Германией»

31 января 1945 г. Я бодро вскакиваю, когда в комнате начинают звучать голоса. В окно видно, что на улице уже совсем светло. Я сразу же хватаю в руки пистолет-пулемет. Жители убегают с мешками и чемоданами в подвал. Я нахлобучиваю на себя каску, сую в рот сигарету и бужу спящую еще Марию: «Быстро иди в подвал, иван атакует!» — «А вы что делаете? Остаетесь здесь?» — она спрашивает со страхом в голосе. «Да, конечно, мы остаемся. А теперь одевайся и быстро в подвал». Мария исчезает в подвале. «Крах! Бумм!» — разносится снаружи, и мины шипят, пролетая над нами! Это уже, кажется, серьезно! Минометы стреляют все чаще. «Юноша, юноша, проснись поутру под рев снарядов», — смеется мой связной Гюнтер Лоренц и жадно поедает остатки своего холодного пайка. «Ну а ты хочешь хорошо поесть перед геройской смертью?» — спрашиваю я. А снаружи уже начинают свое тарахтение русские крупнокалиберные пулеметы и бьют кнутом по домам первые ружейные выстрелы. «Русские идут! Русские атакуют!» Все просыпаются! Я мчусь к выходу и командую своей батарее: «Огонь!» Но именно теперь, когда все зависит от быстроты реакции, что-то не ладится. Я неистовствую. Наконец-то! Наконец! «Мы готовы!» Я успокоенно слышу теперь, как мои мины пошли на врага. Первые из них ложатся слишком далеко. Я кричу, пробиваясь через грохот: «100 м дальше! 10 ближе, по пяти выстрелов на миномет!» С огневой сообщают о готовности. Я жду новых выстрелов. На этот раз мы даем по 20 выстрелов (4 миномета по пять мин), которые в определенной последовательности быстро вылетают из стволов. Прежде всего я осматриваю территорию, чтобы найти противотанковое орудие, которое «чистит нас, словно граблями». Но прежде всего нахожу справа, за железнодорожной насыпью, большое количество русской пехоты, которая окопалась и ожидает броска в атаку. А мы не имеем там никакой линии фронта. С твердой мыслью аккуратно выкурить их следующими выстрелами я даю указание пока не стрелять в готовящихся наступать на нас русских. Тем более что эта атака разрозненная, да и иваны уже не приближаются. Вероятно, они хотят еще раз испытать силу нашего оружия. Постепенно «буйство» успокаивается. Напряжение ослабевает. Я объявляю командиру батальона мое намерение аккуратно обстрелять русских справа. Он восторженно приветствует мою идею и хочет прибавить к этому еще огонь легких орудий пехоты. Я кричу унтер-офицеру Шпренгалу, чтобы он оставался на наблюдательном, а сам бегу короткими перебежками к огневой позиции. В доме сидят юноши, а снаружи несут охрану постовые. Водители и техники грузовиков также сидят у них. Для обратного пути у них нет горючего! Наш курьер (унтер-офицер Хермесман) отправился в тыл пешком, чтобы раздобыть бензин. Посты охраны расположены скрытно за домами, однако справа сюда могут пробраться русские. Я иду на посты, чтобы узнать о наличии боеприпасов для осуществления моего намерения. С удивлением узнаю, что для четырех минометов есть еще по комплекту из 100 выстрелов. Но этого недостаточно. «Вчера вечером не привозили никаких боеприпасов?» — спрашиваю я. Поступления не было, но оказалось, что на одном грузовике есть еще мины, которые даже не разгружали. Люди быстро забирают боеприпасы из машины. Теперь я могу рассчитывать почти на 400 мин для атаки! Это уже что-то! Однако следует найти более или менее удачный наблюдательный пункт. Поневоле я должен стрелять без хорошей охраны. Только садовая изгородь еще представляет собой какое-то препятствие для врага. Я устраиваюсь за низкими строениями крольчатника. Минометчики рядом, всего в десяти метрах за мной. Я могу подавать команды голосом. Легкие пушки пехоты обстреливают домик путевого обходчика, у которого, как предполагают артиллеристы, стоит противотанковое орудие противника. Мои первые четыре мины взрываются посреди скопления русских. Минометчик, коренной берлинец (Фриц Барт, из Ораниенбурга), стреляет прекрасно. И затем стрельба идет на поражение. В расположении русских поднимаются клубы дыма. При дальнейших попаданиях снег становится черным. Время от времени там взлетают в воздух какие-то доски, бревна и разные предметы. «Прямое попадание! Прямое попадание!» — кричит командир батальона и радуется, как ребенок. Это доставляет удовольствие также и мне! Наверное, я израсходовал бы все боеприпасы, но их все же следует оставить на более позднее время. К сожалению, я должен прекратить огонь. Большой отряд русских повернул влево и исчез в овраге. Ну, туда все же надо послать парочку мин! Внезапно что-то шипит передо мной. Мина примерно в 20 м падает в снег. Привет! Иван дает! У нас на батарее остановка в стрельбе. Теперь в дом попадают три снаряда! Это стреляет противотанковая артиллерия («Трах! Бумм!»). Она опасна еще и потому, что сначала слышен взрыв, а потом только, если ты остался жив, щелчок от выстрела. Русские хотят вывести из строя мою огневую позицию при всех обстоятельствах. Теперь каждому необходимо обрести уверенность в себе и действовать согласно обстоятельствам. Особенно страшного ничего не может произойти, так как нужно пробить еще две стены, чтобы достать нас. И, кроме того, мы — большие оптимисты! Для разнообразия иван стреляет из 15,2-см «черной свиньи» по деревне. Это весьма неприятно! Между двумя снарядами, которые взрываются непосредственно перед нашим домом, прибывает связной с наблюдательного пункта. «Проклятье! Такое бывает лишь раз в жизни!» — кричит он снаружи, задыхаясь. Не удивительно, если учесть что он мчался, как лошадь. В руке он держит стабилизатор от русской мины 12-см миномета. «Он попал к нам прямо на обеденный стол, — рассказывает связной. — Эта 12-см мина попала прямо на крышу наблюдательного пункта, пролетела через чердак и „бумм“ — взорвалась. В скатерти образовалась дыра, а вся она оказалась забрызгана грязью. Глупо! И стабилизатор на столе! Мы в это время как раз обедали. Вам надо было посмотреть на наши лица!» Этот «трах-бумм» нас снова обстреливает. Теперь мы должны быть осторожнее. Минуты не прошло, как снаружи опять: «Трах! Бумм! Трах!» Стекла вылетают из окон, дребезжат, а во рту ощущается вкус пороха. Я соскользнул с кресла на пол, как «смазанная маслом молния». Это была весьма милая огненная атака! Я осматриваюсь и вижу: все сидят на полу или прижались к стене. Выглядит смешно, но на деле дьявольски погано! Едва этот страх проходит, как на его место приходит новый! Теперь можно сказать, что мы счастливо отделались! Мы не слышим друг друга, когда кто-то из нас пытается что-то объяснить! То, что до сих пор взрывалось там, снаружи, были еще ягодки! Где-то совсем близко снова шипит снаряд. Задрожала земля! Дом покачнулся, посыпались с потолка и стен штукатурка, известь и цемент. Новые и новые удары сотрясают нас. Последние стекла выжимает взрывная волна. И все это сопровождается диким воем и треском! Мы удивленно оглядываемся. Однако наша усадьба сооружена из толстейших плит! Если бы мы укрывались в деревенских домах, я вообще не знаю, что бы было, и даже думать об этом не хочется! Мы видим большие черные воронки от 20 до 30 снарядов диаметром от 8 до 10 м, окруженные замерзшими земляными глыбами. Но снаряды ложились, пожалуй, в 300 м от нас за Яскеймом. Надо надеяться, что ничего подобного больше не случится. Я предполагал, что иван обстреляет нас из захваченных фаустпатронов. Но у него были и минометы разных калибров, а также 28-см орудия «М-28» с 60-кг снарядами! К нашему счастью, он больше не обстреливал нас. Я обдумываю, не стоит ли изменить позицию, так как нас, безусловно, засекли. В то время как я об этом размышлял, раздался ужасный шум и грохот, как будто весь дом решил обрушиться. Связной очень осторожно выглядывает наружу, желая выяснить, что происходит, но тотчас же возвращается обратно и кричит: «Выходите! Дом горит!» Уже слышно шипение мокрых бревен, и в комнате поднимается дым. Я приказываю, чтобы все, кто занимает ближайшие пять домов, выходили и собирались вместе.