В Африку за обезьянами

Но возвращаюсь к моему рассказу. Этот день был для нас одним из самых тяжелых. Мы шли к машине поздно вечером, с трудом передвигая уставшие ноги. Уже надвинулась ночь; мы шли, натыкаясь на ветки, под аккомпанемент ухания гиен и воя шакалов. То и дело приходилось останавливаться и отдыхать. На одном из коротких привалов Мангиша спросил, где мой дом, в какой стране «Москов». Я посмотрел на черный небосклон, отыскал Большую Медведицу и показал ему направление. Тут же я заметил, что хвост Медведицы идет не вверх, как у нас, а, наоборот, вниз, и сама Медведица перевернута. В другом положении находился и месяц — заостренными концами он был обращен кверху. Мои скудные познания в астрономии не дали мне возможности заметить большие отличия в звездной карте. Не отрывая глаз, я вглядывался в темное небо. Мангиша тоже смотрел на звезды и что-то задумчиво говорил по-эфиопски, а потом сказал мне по-английски: «Рашен вери гуд кантри» (Россия очень хорошая страна).

Мы подошли к машине, погрузили ящики и прочий груз и решили ехать ночевать во двор плантатора.

Понемногу мы выбрались на большую дорогу и поехали мимо галласской деревушки и поселка галласов — рабочих плантации. Через открытые двери соломенных четырехугольных хижин светились маленькие костры, возле которых сидели люди. Повидимому, они готовили пищу, а может быть, и просто грелись, так как после очень жаркого дня наступила прохладная ночь. Я-то блаженствовал, но мои помощники кутались в «шаммы» и говорили, что очень холодно, хотя температура воздуха была не ниже 12—10 градусов тепла.

Семья эфиопов у своего жилища.

Сразу после ужина мы быстро улеглись спать, так как на утро предстояла поездка за пятнадцать километров к озерам, где, по рассказам галласов, очень много мартышек, и никто их там никогда не стрелял. Через час я был разбужен многоголосым шумом. На дворе было необычайно светло, как будто вблизи горел огромный костер. Я вскочил на ноги. Это был пожар; в 300 метрах от нас пылало несколько соломенных шалашей. Два огромных столба огня поднимались в черное небо, ветер уносил тысячи искр, гаснущих в темноте ночи. На крыльце дома плантатора стоял один из помощников хозяина. Увидев меня, он сложил по-наполеоновски руки на груди, и, показав на пожар, произнес: «Ром» и, ткнув себя пальцем в грудь, — «Нерон», затем залился неприятным смехом. Люди бегали возле своих горящих жилищ и возле остальных шалашей, повидимому, вынося свой несложный скарб. К счастью, в здешних условиях потеря жилища не очень большое несчастье, ибо постройка его весьма проста. И действительно, через несколько дней возле пепелища уже стояли новые шалаши.

Пожар кончился, я уснул.

На дворе уже совсем светло, когда я проснулся. Во дворе плантации давно возились рабочие: кто заправлял машину или трактор, кто нес воду.

Наша машина никак не заводилась. Ильма уселся за руль, а мы с Мангишей стали катать «шевроле» по двору. На крыльце появился ночной «Нерон» и что-то закричал по-эфиопски. Тотчас из кухни выбежали человек пять эфиопов и отстранили меня от машины. Они стали помогать Мангише. Тем временем «Нерон» пригласил меня отойти в сторону и, хоть и вежливо, стал меня поучать: «Мистер профессор, вы совершаете ошибку! Нельзя делать ту работу, которую могут выполнить эфиопы. Вы не знаете эфиопов и не знаете наших условий. Эфиопы ленивы, злы и неблагодарны. Если они увидят, что вы считаете их за людей, они перестанут вам подчиняться». Я, тоже в вежливой форме, возразил: «Любой труженик, независимо от расы и национальности, для меня такой же человек, как и я сам». «Да, мистер, — протянул «Нерон», — я вас понимаю, вы человек из другого мира. Но мы иначе не можем поступать, у нас опыт, Подсказывающий, что мы правы». Хотелось мне сказать этому плантатору, что и у нас были когда-то люди, убежденные, что они не могут иначе поступать, но мы их быстро «разубедили», и они со своими убеждениями канули в вечность.

Наконец, машина завелась. Потрескивая, она обдавала двор черным дымом. Из кабины выглянул улыбающийся Ильма, он звал меня ехать и кивал на солнце, показывая, что уже поздно. Я воспользовался этим, чтобы покончить бесплодный разговор, и побежал к машине.

Итак, мы поехали на новое место. Проводником у нас был галлас Деста из деревни Кока, тот самый, который научил нас ловить мартышек. Вначале он и сам поймал трех обезьян, но потом стал только наблюдателем, потому что последний пойманный большой самец сильно покусал ему руку. Хотя я сразу оказал Деста первую помощь по всем правилам, рука его сильно распухла. Рваные и глубокие раны от укусов обезьян обычно очень плохо заживают.