В алфавитном порядке

И, чувствуя наворачивающиеся на глаза слезы тихой скорби, он через стекло балконной двери увидел в свете уличных фонарей, как на раскинутых до предела крыльях парят над мостовой зонтики – быть может, они высматривали последнюю добычу в этом распавшемся мире. Открыл балкон, чтобы услышать доносящиеся снаружи звуки, и уловил прерывистое дыхание, похожее на то, какое слышал, сидя над отцом, – мир дышал так, словно тоже был разбит левосторонним параличом, предшествующим опустошительному коллапсу того же вида и рода, который покончил с магнитной лентой в приложенной к самоучителю кассете. Тогда, задрожав от холода, он закрыл дверь, оглядел энциклопедию и убедился, что нерушим и неколебим остался только строй этих томов в темных переплетах.

В них он решил найти себе убежище и, войдя в энциклопедию через букву А, миновал не останавливаясь абажур, аббатство, аббревиатуру, аберрацию и достиг области абортов. Много лет, с самого отрочества, он не бывал здесь, но все еще помнил, где там что: где – самопроизвольные, где – спровоцированные, а где – в переносном смысле. Сестра его находилась в зоне терапевтических, и он, скорым шагом пройдя мимо привычных и септических, вошел в знакомый ему квартал – в царство некомплектного мира. Большинство эмбрионов, как бы наслаждаясь подаренной им алфавитом участью вневременных существ, плавали в спирту внутри тех склянок, что привлекли его внимание в прошлый раз. Прошло много лет, но он узнал сестру, безмятежно раскинувшуюся на дне своего сосуда: глаза ее были закрыты, но она не спала, а словно грезила наяву, как если бы эта сохраняющая ее бытие жидкость напоминала ей околоплодные воды, где она пребывала до тех пор, пока ее не швырнули внутрь энциклопедической реальности. Хулио осторожно постучал по стенке склянки – так стучат в дверь, прося разрешения войти, так стучал он уже по телу четырехпалого манекена, – и сестра открыла глаза: они еще не вполне прорезались, но под слоем жидкости казались огромными. И, хотя узнала брата, как-то беспомощно махнула рукой, словно показывая, что ей неохота всплывать на поверхность. Тем не менее она поднялась до верха склянки и высунулась из-за бортика, опираясь о него обеими руками, как о перила балкона.

– Так давно тебя не видела, – произнесла она. – Что ты здесь делаешь?

Хулио не мог бы точно определить, звучал ли упрек в этих словах, но решил не оправдываться.

– Папа умер, – сказал он твердо, хотя взгляд его был отуманен слезами. – Я подумал, тебе бы надо знать об этом.

– Когда мы в последний раз виделись с тобой, – сказала она, – ты шел на похороны нашего дедушки, так что, значит, тебе известно, в каком томе находится кладбище.

– Все дело в том, что он умер в английском, ты ведь помнишь, как страстно он любил этот язык, и похоронят его, я думаю, в английской энциклопедии. И я не знаю, что делать.

– Поищи в статье английский. Может быть, там где-нибудь он упоминается. Это в следующем томе.

– Пойдешь со мной?

– Ты же знаешь, я не могу покинуть склянку. Мое тело сейчас же распадется.

Хулио сунул руку в карман пиджака, прикоснулся к башмачку. Подумал, не отдать ли его сестре, но тотчас сообразил, что ей он совершенно ни к чему, а может быть, даже еще сильнее отдалит их друг от друга – он и сейчас замечал ее отстраненность.

– А ты как живешь? – спросила сестра.

– Не знаю, что сказать… Ну, у меня жена. Сыну – тринадцать лет, вернее – уже четырнадцать: в этом месяце исполнится. Но я их всех потерял.

– Они умерли?

– Нет, поехали на юг проведать тещу и пропали куда-то. Так странно… Потом я познакомился со всамделишной женщиной и даже думал, что с нею удастся начать жить заново, но она была невидима и тоже исчезла. Работаю в газете, я журналист.

– А что делают журналисты?

– Создаем для населения привычки потребления реальности.

– Я не знаю, что это такое.

– Это сложно.

– А мама? Тоже умерла?

– Нет, жива и живет с парикмахером, но сейчас они выставили его заведение на продажу, чтобы целиком посвятить себя накладным ногтям. Они их то ли производят, то ли продают, точно не скажу.

Произнося эти слова, Хулио невольно глядел на пальцы сестры – они еще не до конца сформировались и были лишены этих роговых пластинок на концах. Он постоянно боялся как-то задеть или обидеть ее, но, казалось, ее надежно защищает безразличие, которое Хулио так никогда и не научился потреблять, хоть оно ему очень нравилось.

– Ну, ладно, – сказала она. – Мне пора погружаться. На воздухе кожа окисляется. Вероятно, бумага, на которой напечатана эта энциклопедия, содержит слишком много какой-то химии и очень быстро старит. Ты заметил, какой теперь разреженный воздух по сравнению с прошлым разом?

– Не могу тебе сказать.

– Прости, что не провожаю тебя к выходу, но теперь ты сам найдешь дорогу.