В Америке

Вторгся случай и в нашу судьбу на этом этапе. Летом 1987 года совершенно неожиданно нас посетил гость из Охайского университета — Ролф Барт, профессор-патолог с медицинского факультета. Барту очень хотелось побывать у А.Д. Сахарова, сфотографироваться с ним, попытаться пригласить Андрея Дмитриевича посетить их Университет. Барт допрашивал многих в Штатах, узнавая, к кому он мог бы обратиться в СССР, чтобы эти люди помогли ему попасть к Сахарову домой. Один из бывших москвичей, уехавший за год или два до этого и работавший в университете в Коламбусе, дал ему мой телефон (он посещал мой семинар отказников и знал о моем знакомстве с Е.Г. Боннэр и А.Д. Сахаровым). Мы поговорили с Бартом, я увидел, что он вполне разумный человек, и помог Ролфу в его деле, уговорив Андрея Дмитриевича принять профессора на 10 минут разговора. После этой встречи Барт вторично появился у нас дома и стал меня расспрашивать, не хочу ли я приехать поработать приглашенным профессором к ним в Коламбус. Как я не отказывал никому из делавших такие предложения, так не отказал и Барту.

Месяца через два из Коламбуса пришла огромная телеграмма, склеенная из двух страниц (таких длинных телеграмм мы еще никогда не получали). Телеграмма была подписана президентом университета. Присылка телеграммы, а не обычного письма показалась мне примечательным жестом. В телеграмме сообщалось, что Совет университета избрал меня Приглашенным Профессором кафедры молекулярной генетики и одновременно только что созданного Центра Биотехнологии (предложенная мне должность по английски звучала так: Distinguished Visiting Professor, позже я расскажу подробнее о различиях в профессорских должностях в США). В телеграмме были приведены фамилии тех, к кому бы я мог обратиться, если у меня появятся вопросы относительно работы в университете или ее условий. Был назван и размер зарплаты. Я понял, что Барт здорово поработал, если решение было проведено через совет Университета и столько людей было задействовано в процесс моего приглашения и трудоустройства.

Однако телеграмма пришла еще до звонка из ОВИРа и осталась лежать в папке с другими приглашениями. Барт действовал методично и, начав дело, считал долгом чести его продолжать: теперь раз в месяц у нас дома раздавались телефонные звонки и любезный Барт сообщал, что они не забыли своего приглашения и он звонит проверить, не изменились ли мои намерения. Один из таких звонков практически совпал с звонком из ОВИРа: только я повесил трубку.

как раздался громкий звонок и я услышал голос Ролфа, всегда начинавшего с двух фраз, произнесенных по-русски, нараспев и с мягким «рэ»:

— Добрий дэнь, Валэрый Николаевым. Как Ваши здаровье?

После этого он всегда переходил на английский и спрашивал одно и то же — о сроках приезда. Я. конечно, понимал, что Барт не мог знать о решении советских властей выпустить нас (хотя мне уже рассказала одна из сотрудниц американского посольства в Москве, что президент США Рональд Рейган лично просил М.С. Горбачева выпустить нашу семью) и что его звонок в данную минуту — это простое совпадение. Я с радостью ответил Ролфу, что разрешение на выезд получено, что мы начнем потихоньку собираться в дальнюю дорогу и что я буду думать, чье приглашение принять. После этого звонки Барта стали повторяться каждые две недели.

В самом конце 1987 года, как я уже писал, обстановка в стране коренным образом поменялась, у меня появилась надежда, что многое из того, над чем я работал в годы отказа, будет востребовано, а книги, которые я писал на протяжении последних 10 лет — опубликованы. Эго как-то непроизвольно оттягивало срок отъезда. Именно в это время главный редактор журнала «Знамя» Г.Я. Бакланов подписал со мной договор на публикацию журнального варианта книги о Лысенко. В последний день 1987 года вышел журнал «Огонек» с моей статьей о Лысенко, Сталине и зловещей роли КГБ в удушении генетики в стране. Начались переговоры с другими изданиями. Тем не менее усидеть на двух стульях никому не удавалось. Надо было решать, оставаться ли навсегда в СССР, а если уезжать, то коща и куда ехать. Да и многим надеждам крылья были вскоре обломаны: КГБ грубо вмешалось в издательские планы (эти события описаны подробно в предыдущем очерке воспоминаний). Оставлена была открытой только одна дверь: на Запад.

Разумеется, я пытался расспросить многих американцев, с кем мы дружили, какое место предпочтительнее, и услышал от самых разных людей теплые слова об Университете Штата Охайо. Чернокожий корреспондент «Вашингтон Пост» Гэри Ли, который дневал и вечерял у нас, упирал на самый по его мнению важный фактор — высокую зарплату.

— Любому американцу, — утверждал он, — всё равно, где жить, ведь условия быта и снабжение одинаковы по всей стране, а деньги есть деньги — их надо уважать. В традиции американцев — жить там, где хорошо платят за работу.