В Америке

Нас было только семеро: Барбара и Александер, узнав, что Филадельфия находится на юге и что, возможно, там еще жарче, решили остаться в Хобокене, и уже ничто не могло заставить их совершить вместе с нами эту долгожданную экскурсию. У Дануты и Циприана тоже была возможность поехать, поскольку они могли оставить своих дочек с Анелой, но Данута хотела убедиться в том, что они не будут больше так мучиться, когда мы доберемся до Калифорнии. Мучиться! Хоть я и напоминаю им, что Калифорния славится идеальным, умеренным климатом, боюсь, они так до конца и не поняли, какой трудной может оказаться наша тамошняя жизнь в другом отношении, по крайней мере, в первые месяцы.

Филадельфия — судя по тому, что мы видели по дороге от вокзала до выставочной площадки за городом, — старше, красивее и чище Манхэттена. Я даже соскучилась по манхэттенскому шуму! Но на выставке, которую, начиная с открытия в мае, посетило несколько миллионов человек, нас ждало такое скопление народа, которое удовлетворило бы самого требовательного любителя толп.

Мы просто физически не могли увидеть все интересное за один день. Представьте себе, Хенрик, самое большое сооружение в мире, главное здание Выставки — колоссальное строение из дерева, железа и стекла, которое в пять раз длиннее и в десять раз шире «Донау»! Вообразите… Но вы уже, несомненно, читали об этом в наших или немецких газетах. Возможно, вам попадался отчет Рышарда. Он обещал «Газете польской» написать хотя бы одну статью о Выставке. Но, как мы узнали из письма, ожидавшего нас в бременском отеле, наш беззаботный юный журналист так и не поехал в Филадельфию. Он написал, что ему не терпелось поскорей уехать и что он напишет несколько статей во время трансконтинентального путешествия, например о том, как Чикаго поднимается из пепла после Большого пожара пятилетней давности. А достигнув Западных территорий, он наконец-то увидит живых индейцев. Правда, те будут отступать траурной процессией перед непобедимыми правительственными войсками, охраняющими пионеров. Это вызвало у меня улыбку. Ведь Чикаго, где Рышард пробудет лишь несколько часов, наверное, уже полностью отстроен; в Америке пять лет — очень большой срок, Хенрик! А последняя битва с индейцами, произошедшая этим летом, закончилась бесславным поражением кавалерии и гибелью ее командира — генерала Кастера. Коли у Рышарда такое богатое воображение (в котором журналист, вероятно, еще больше нуждается, чем актер), то я нисколько не удивлюсь, если вы напишете мне, что он прислал статью о Выставке столетия!

Поскольку вы, должно быть, уже знаете, какие чудеса можно здесь увидеть, я упомяну лишь о самом занятном и огромном (видите, я уже стала американкой!). Представьте себе собор высотой шесть метров, сплетенный из сахарного тростника, в окружении карамельных исторических фигур, вазы из цельного шоколада весом около сотни килограммов, копии могилы Джорджа Вашингтона в половину натуральной величины, откуда через равные промежутки времени (и это просто пленило Петра) восстает сам президент, которого приветствуют игрушечные часовые. Лично мне больше всего понравилась «Георама»: гигантские, невероятно подробные диорамы Парижа и Иерусалима, а также японский домик, в котором, к сожалению, совсем не было мебели.

Что касается меньших зданий, то у нас не хватило времени ни на Библейский павильон, ни на Новоанглийский сруб, ни на Турецкую кофейню, ни на Гробовой павильон (нет, Хенрик, я ничего не выдумываю!). Но мы быстро прошли через Фотогалерею и Женский павильон, где уже не застали ежедневное раздавливание стула женщиной весом двести девяносто килограммов, зато с восхищением осмотрели исполинскую статую спящей Иоланты, вырезанную из масла женщиной из Арканзаса. Из масла? В такую жару? Да, причем из свежего, потому что она высекает ее каждый день заново! А затем мы уделили не меньше двух часов индейским экспонатам в Правительственном павильоне. Помимо образцов керамики, оружия и орудий труда, там были выставлены вигвамы и восковые фигуры прославленных индейских воинов в натуральную величину и со всеми регалиями, и Петр наконец увидел долгожданные трубки мира и томагавки. Бедный ребенок постоянно спрашивал, настоящие ли они или это просто театральный реквизит. Меня поразило выражение их лиц. Маленькие жестокие черные глазки, грубые нечесаные локоны и широкие звериные рты, несомненно, должны внушать ненависть к индейцам, словно к отвратительным демонам. Здесь вы не найдете и следа того уважения к индейской расе, которое мы впитали из приключенческих книг своего детства.