В Англии на посиделках, или что скажет Джин

На кафедре у Майкла Пушкина я прочел в программе имена тех, кого здесь изучают, кто олицетворяет русскую литературу XX века: Цветаева, Ахматова, Пастернак, Мандельштам... Посчитал нужным заметить: «Мои юные друзья, конечно, эти писатели — великие мастера, у каждого у них за плечами очень русская печальная судьба, но не думайте, что они покрывают все пространство русской литературы...» Майкл Пушкин мне возразил: «А кого вы еще можете назвать в двадцатом веке?» Я улыбнулся: «Ну, что вы, Майкл, у нас еще есть Есенин, Бунин... Поближе к нам Шолохов, Твардовский, Шукшин... Ну да, конечно, и Солженицын...»

— Ну, что вам еще сказать, мои милые бирмингемские русисты? Лучше я вам прочту стихотворение «Трубач (трумпэтер)» — картинку из жизни современного Санкт-Петербурга; нечто подобное, я думаю, можно увидеть и в Бирмингеме...

Налегке, в исходе века,
на приступке у метро
на трубе играет некто
из Равеля — «Болеро»

Зол мороз, земля поката,

в небе звезды голубы.
Невзначай трубач стаккато
извлекает из трубы.

От металла стынут губы,

в полумгле краснеет медь...
Раздается голос трубный —
это надобно уметь.

Человек стоит на камне —

русский, в валенках, живой,
может, Коля или Ваня,
с непокрытой головой.

Наземь кинута ушанка,

голос зычен в пустоте:
Я играю: «Варшавянка»,
«Роза-мунда», «На безымянной высоте».

Он зовет, кого, не знаю,

обещает хоть кому:
«Все, что есть, я вам сыграю,
нот у каждую возьму».

Кто-то что-то покупает,

кто-то что-то продает...
На трубе трубач играет
и ни капельки не врет.

Я прочел это стихотворение по-английски, в нашем с Яном Шерманом переводе.

Джин с Яном улепетнули на четыре дня в Париж, на выставку Марка Шагала и вообще проветриться. В Лондоне сядут в поезд и прямиком под Ла-Маншем — лататы.

Готовлюсь к вечернему выступлению на курсах русского языка в Бирмингеме. То есть как готовлюсь? просто размышляю с пером в руке. «Я думал, о чем бы поговорить с вами. Вы изучаете русский язык. Очевидно, главное в нашей беседе — само звучание языка. Русский язык имеет несколько уровней; тот, что изучаете вы, самый верхний слой, это — служебный язык, то есть различные варианты фраз и словосочетаний, необходимых, ну, скажем, при первом визите англичанина в Россию. Выучить эти фразы не значит овладеть русским языком, в нем есть еще глубинные слои, уходящие корнями в народную речь...

На курсах русского языка в Бирмингеме мне задавали вопросы, я отвечал.

— Почему распался Советский Союз?

Вопрос вопросов. Если б я знал, почему...

— Насколько я знаю, внутренней потребности в отделении друг от друга ни у кого не было. Разделились и мучаемся. Нас не спрашивали... Простых людей, таких, как мы с вами, обманули...

В этом месте русские жены английских мужей — они превалировали (доминировали) на курсах русского языка в Бирмингеме, в качестве преподавателей-словесниц — зашипели, как клубок весенних змей: происшествие в той стране, откуда они родом, им представлялось емократическим благом. Я отбивался от русско-англоязычных леди, как мог: «У нас же плюрализм мнений, я высказываю свою точку зрения...» Одна из русских жен английских мужей, черненькая, длинноносая, достала из чехла гитару, заиграла и запела песенку Окуджавы, дрожащим от волнения голосишком: «Когда мне невмочь пересилить беду, когда подступает отчаянье, я в синий троллейбус сажусь на ходу, последний, случайный...»

Домой в Дорридж меня отвез Крис Эллиот, менеджер или, по-нашему, староста курсов русского языка в Бирмингеме. По пути мы заехали в паб, неамериканский, простонародный, с удовольствием выпили пива. В Дорридже, на Уоррен Драйв, 12, наедине друг с другом (Шерманы в Париже, Крис Шерман с друзьями в пабе), усидели бутылку водки, при расставании долго обнимались. Крис Эллиот живет в Ворвике, у него жена, дочка, кошка и собака. Согласно выработанной Шерманами программе, завтра мы с Крисом Эллйотом берем ленч (тэйк э ленч) в сельском пабе, в прелестном местечке, послезавтра едем куда-то в Уэльс, на какую-то ферму, где нам приготовлен прием.

Ну да, с сего момента Крис Эллиот берет попечение надо мной, становится моим чичероне.

X