В атмосфере любви

Подойдя к краю сцены, Гвин опустилась на колени, вдыхая аромат его одеколона и запах шерстяного свитера. Боясь, что в любую минуту им могут помешать, она лишь на мгновение коснулась пальцами его щеки. Но этого было достаточно, чтобы по руке побежали искорки.

— Спасибо, — сказала она и была вознаграждена улыбкой облегчения.

— Когда ты сердишься на меня, я впадаю в уныние.

— Ну что же, пусть это будет тебе уроком, — прищурившись, заметила Гвин.

Алек взял ее за руку и поцеловал в ладонь.

— Друзья?

Преодолевая боль в сердце, Гвин кивнула.

— Всегда друзья.

Остаток дня пролетел, не оставляя Гвин времени; думать о таких не имеющих отношения к делу предметах, как разбитые сердца. Она была слишком занята тем, что повторяла давно забытые грамматические правила, и вспоминала, что же десять лет назад говорила ее собственная учительница по поводу романа «Грозовой перевал». И вот сейчас у нее осталось пятнадцать минут до начала репетиции. Гвин забежала в учительскую комнату отдыха и купила в автомате шоколадный батончик, а вернувшись в класс, обнаружила, что ее ждет Ванесса Филипс.

— Несса! — Она ласково обняла девочку за плечи. — Привет, дорогая! Тебе что-то нужно? — Гвин достала из нижнего ящика стола свою сумку и спрятала туда батончик. — Ты идешь на репетицию?

— Вы вправду сможете помочь мне?

Гвин заглянула в ее обеспокоенные глаза.

— С чем, девочка?

— Я устала быть такой, — сказала Ванесса, и слезы хлынули из ее глаз.

Гвин подошла ближе и обняла ее. Всхлипывая, девочка рассказала, что Алек попросил ее сделать доклад перед всем классом.

— Мне от одной мысли об этом становится плохо, — сказала Ванесса, вытирая слезы бумажным носовым платком, который протянула ей Гвин.

— Могу себе представить…

Ванесса вдруг вырвалась, отошла к окну и скрестила на груди руки.

— Нет, вы не представляете, — тихо сказала она. Твердо, но с отчаянием.

Бросив быстрый взгляд на часы, Гвин увидела, что у нее осталось пять минут до того, как она должна спуститься в зал.

— Уверена, что смогу, Ванесса. Выслушай меня. Да, я не очень хорошо знаю, что такое быть застенчивой. Но зато прекрасно знаю, что такое волнение и страх. Каждый раз, когда я иду на пробы, каждый раз, когда мне надо выступать на сцене, у меня начинает сосать под ложечкой, ладони становятся влажными и я без конца бегаю в туалет. Сегодня утром, когда я пришла на первый урок, у меня дрожали колени.

— Вы шутите.

— Ну да, как же! Вовсе я не шучу.

— Но я думала… думала, вам нравится быть на людях.

— Нравится. Однако я все равно волнуюсь — а вдруг выступлю не так хорошо, как хотела. Но из-за этих волнений и страхов я не собираюсь отказываться от того, что мне нравится. От того, что я люблю делать. Послушай, Ванесса, я уже говорила твоей маме, что у меня нет волшебных средств. Алек, то есть мистер Уэйнрайт, сказал, что ты хочешь заниматься в классе драмы?

— Может быть. Я не знаю. Как вы считаете, это поможет?

— Может быть. Я не знаю, — эхом отозвалась Гвин и широко улыбнулась. — Правда, могу сказать тебе, что после того, как выставишь себя полной идиоткой на репетиции, сделать какой-то там доклад — это вообще раз плюнуть.

Ванесса хихикнула, потом посерьезнела. Гвин догадалась, о чем она думает.

— Никто не станет смеяться над тобой, Несса. А не то я их побью. — Она снова посмотрела на часы и взяла сумку. — Послушай, мне пора на репетицию. Идем, я должна закрыть класс на ключ. Кстати, тебе известно, что я пробуду в школе только до каникул?

Ванесса вздохнула.

— Да. Мама сказала. — Потом ее лицо осветилось. — А после того, как вы снова вернетесь в Нью-Йорк, можно мне будет иногда навещать вас?

Гвин подняла глаза как раз вовремя, чтобы увидеть идущего к ним по коридору Алека. Их глаза встретились, и сердце Гвин сжалось.

— Конечно, дорогая, — сказала она, отворачиваясь, чтобы запереть дверь. — Это будет замечательно.

Учитывая, что во время подозрительно тихого ужина Мэгги не сводила с нее глаз, Гвин совсем не удивилась, услышав поздно вечером стук в дверь своей спальни и тихий голос:

— Гвинни?

Да, видимо, детские имя и прозвище будут преследовать ее всю жизнь.

— Войдите!

Устав за день, Гвин рано облачилась в пижаму и халат, и теперь сидела, скрестив ноги, на кровати и писала — подумать только! — поурочные планы. Экономка бесшумно, как кошка, вошла в комнату, держа в руках небольшой поднос, на котором стояла чашка. Бобо поднялся на ноги, заставив Мэгги сделать шаг в сторону.

— Ах ты, лохматая бестия, я же могу сейчас расплескать все это, — сказала она.

Пес, извиняясь, махнул хвостом и снова улегся на свой коврик.

— Мне подумалось, что ты не откажешься от чашки горячего шоколада, — сказала Мэгги с вопросительной улыбкой.

— Спасибо. С удовольствием.

Экономка поставила поднос на тумбочку и сделала жест в сторону кровати.

— Можно мне присесть?

— Конечно, — сказала Гвин, пожимая плечами, и взяла чашку.

Устроившись на краешке кровати, Мэгги сказала:

— Я чувствую, что должна извиниться.

— Ну что вы, Мэгги, забудьте об этом.

— Нет-нет, я не имела никакого права налетать на тебя только из-за того, что была не в духе. И кроме того, ты права.