В августе жену знать не желаю

— Вы знаете, — объяснил тот, — что никто не будет есть рыбу на пляже, если у него на глазах не убьют хотя бы одного живого осьминога. Поскольку здесь нельзя каждый день ловить нового осьминога, дирекция решила использовать одного и того же, которого после кратковременного избиения, но не давая ему испустить дух, бросают назад в море, в огороженную заводь, где его легко при необходимости изловить.

Это была правда. Бедное животное, как будто мало подвергаться ежедневным утренним избиениям, часто было вынуждено терпеть дополнительные мучительные экзекуции в течение дня. Как только являлся новый посетитель и просил приготовить ему блюдо из свежей рыбы, только что пойманной у него на глазах, вылавливали того самого осьминога и шлепали его несколько минут о парапет. Потом его заменяли осьминогом, доставленным из Милана, и бросали назад в море до нового случая. Бедняжка уже научился различать по голосам, когда наступал момент для очередного отлова и экзекуции. В первое время, как только он слышал возглас: «Эй, у вас тут найдется поесть свежей рыбки?» — он бормотал: «Ну вот, опять!» И весь съеживался, пытаясь распластаться на дне. Однако все было напрасно. Его тут же обнаруживали, извлекали на свет божий и начинали яростно шлепать о парапет к полному удовольствию посетителей. В дальнейшем несчастный моллюск, в целях сокращения мучительного ожидания, как только слышал просьбу приготовить что-нибудь из свежей рыбки, сам поднимался на поверхность и подплывал к парапету с поразительной покорностью. Несчастное животное уже стало крайне нечувствительным и желало лишь покончить со своим жалким существованием. Правда, у него было всего вдоволь. В заботе о его жизни дирекция кормила его самыми лакомыми кусками и не отказывала в разных удобствах. Но сам факт столь зверских избиений затмевал все остальное. Каждое утро он говорил: «Дай бог, чтобы это случилось сегодня». Но чувствуя после очередного жестокого испытания, что его бросают в море, а не на сковородку, он с содроганием думал: «Завтра еще помучаемся». Иногда после избиения он изображал забывчивость и тихонько тащился на кухню. Однако рыбак успевал его перехватить и возвращал в морскую пучину.

— Синьор Антонио Вилла? — спросил Джедеоне у молодого человека в плавках, лежавшего ничком на парапете.

— Какой еще Вилла? — ответил тот. — Мне надо загорать, а не думать про какого-то Виллу!

— Ну извините, — пробормотал Джедеоне.

— Хотя, — продолжал молодой человек, не шелохнувшись, — раз уж вы здесь стоите, скажите мне, пожалуйста, достаточно ли загорело мое левое плечо.

— Несколько меньше правого, — ответил старик.

— Проклятье! — изрек молодой человек. — Никак не получается однотонно.

Он немного повернулся, чтобы чуть больше выставить нужную часть под палящие лучи.

Но поскольку рядом с парапетом возвышалась высокая статная фигура Уититтерли, он крикнул:

— Отойдите, вы мне солнце загораживаете!

Хитроглазый капитан поспешно отодвинулся, а Джедеоне продолжал расспрашивать рыбака о Вилле.

— Водолаз? — спросил рыбак, к удовольствию осьминога, который получил несколько минут передышки.

— Именно.

— Он всегда приходит к одиннадцати, — продолжал рыбак. И показывая на ротонду, добавил: — Он садится вон там и рассказывает о своих подводных подвигах.

— Спасибо, добрый человек, — воскликнул Ланцилло.

Чтобы как-то его отблагодарить, он хотел купить осьминога, но рыбак не пожелал продавать его ни за какие деньги.

— Он у меня уже столько лет, — сказал он, — я к нему привязался.

— Как мило! — воскликнул добряк Суарес со слезами на глазах. — Это братство ловцов и ловимых меня просто потрясает.

— Глупый! — сказали ему друзья, заметив его слезы.

Но и у самих глаза увлажнились.

В ожидании Вилла они уселись на парапет. Капитан Уититтерли, который умел готовить осьминогов, сказал:

— С осьминога не следует сдирать кожу.

— Особенно, если он живой, — заметил Андреа.

Отец ткнул его локтем, чтобы помалкивал.

Беззаботно расхаживали стайки синьор и синьорин в купальных костюмах.

— Ах! — вздохнул Ланцилло. — Антонио Вилла, что же ты не идешь?

Он посмотрел на часы: до одиннадцати было еще двадцать минут.

В этот момент он увидел нескольких незнакомцев, которые время от времени бросали монетку в воду, и маленького человечка, который нырял вниз головой и через некоторое время выныривал с монеткой во рту.

— А что? — пробормотал Ланцилло. — Может, попробовать с этим? Тогда обойдемся и без водолаза. — Он позвал: — Малыш, ты не смог бы достать мне ключ со дна моря?

— Конечно, — ответил мальчик, — бросайте!

— Я его уже выбросил, — со вздохом пробормотал Ланцилло.

Малыш больше не слушал. Он бросился в воду вниз головой и через несколько минут вынырнул с большим ключом во рту.

— Молодец! — закричала толпа.

Ланцилло с некоторым недоумением рассматривал ключ.

— Кажется, великоват, — пробормотал он. — Пожалуй, не мой.

И в самом деле, рыбак, который, заметим попутно, был отцом маленького ныряльщика, дал малышу пинка под зад.

— Я тебе покажу, как баловаться с ключом от дома! — сказал он.