В августе жену знать не желаю

– Я похитил, – сказал он, – одну вещь, которую уже не могу вернуть. – Он показал на Катерину и добавил: – Сердце этой девушки.

– Ах, разбойник! – закричал Павони. – А у него губа не дура при выборе добычи: сердце девушки, мой пистолет… Соображает!

Мистерьё продолжал, обращаясь к Катерине:

– И это сердце я оставлю себе, но взамен предлагаю мое.

Суарес молчал, поникнув головой.

– Ну же, синьор Суарес, – сказали все, – не вредничайте! Он же совершенно исправился!

Старик бросил вопросительный взгляд на жену. И, увидев, что она издалека глазами показывает ему, чтобы соглашался, он ответил:

– Ладно!

– Спасибо! – воскликнул Мистерьё, опускаясь перед ним на колени под всеобщие аплодисменты.

– Добавьте еще один прибор! – приказал Павони Арокле. – Мистерьё пусть садится рядом со мной.

Исправившийся встал с колен.

– Сейчас я вернусь, – сказал он. – Только скажу папе.

И исчез.

Его слова были для Суареса как холодный душ. До него дошло, что бывший разбойник собирается сделать, и он сказал:

– Я никогда не позволю, чтобы моя дочь вышла замуж за этого.

– Почему? – спросили сотрапезники.

Суарес грохнул кулаком по столу.

– Разве вы не понимаете, – вскричал он, – что это сын Фантомаса?

Тут вперед выступил Арокле и, испросив разрешения говорить, сказал:

– Так значит, вы ничего не знаете?

Все смотрели на него непонимающими глазами.

– Обнародовали завещание Жюва, – продолжал Арокле, – знаменитого полицейского.

– Ну и? – спросили окружающие.

– Так вот, – продолжал официант, понизив голос, – получается, что Мистерьё – не сын Фантомаса.

– А чей же он сын?

Арокле оглянулся и сказал, усмехаясь:

– Жюва!

– Знаменитого полицейского?

– Именно!

Это был как удар грома. Все в ужасе переглянулись. Там и сям раздались плохо скрываемые смешки.

– Этого не может быть! – сказал Джедеоне. – Они же заклятые враги!

– Ну и что из этого? – откликнулся силач-гренадер.

Арокле согласился.

– Вроде бы, – сказал он шепотом, – есть доказательства. Фантомас об этом еще ничего не знает, но дело это верное: имеются письменные признания, написанные самим полицейским.

– Ну тогда, – сказал Суарес, успокаиваясь, – это совсем другое дело.

Новость о семейной драме Фантомаса страшно развеселила силача-гренадера, который все повторял:

– Ай да полицейский! Все-таки обставил его, а? – Потом, обратившись к Суаресу, он доверительно сказал: – Если уж носишь рога, значит по заслугам.

– А как же! – тихо отозвался седовласый от возраста старик. – Смотрите на меня: те немногие разы, когда они у меня вырастали, так случалось только по моему желанию.

– А у меня никогда! – воскликнул силач. – И никогда не будет. О, в этом можете быть абсолютно уверены.

– Скажет мне кто-нибудь, наконец, – закричал Джанни Джанни, – жрать будем?

– Подождем Мистерьё, – ответил Павони.

* * *

Мистерьё помчался с хорошей новостью домой. Но отец выслушал его, не подавая признаков радости, которые можно было ожидать от такого жизнерадостного человека, как он. А дело было в том, что кончина Жюва была для Фантомаса слишком сильным ударом и повергла его в сильнейшую депрессию.

С момента катастрофы бандит изменился до неузнаваемости. Казалось, он постарел на десять лет. Куда девался прежний задорный Фантомас?

– Смерть этого человека, – все повторял он, – меня совершенно убила. Я не думал, что буду так переживать.

Жене, которая старалась развлечь его, хоть как-то развеселить, он говорил с грустью:

– Для меня все кончено.

И долго качал головой.

Он праздно шатался по дому, не зная, чем заняться, а тем, кто у него спрашивал:

– Что делаешь? – он отвечал:

– И сам не знаю.

Иногда он часами сидел неподвижно в своем кресле, уставившись потухшим взором в знаменитую черную майку – забытая, та пылилась в углу.

Его жена вздыхала. То было больше, чем просто горе. Старый бандит, принужденный к бездействию, медленно угасал. Фантомас умирал от тоски.

И в самом деле – добавим попутно – он ненамного пережил своего заклятого врага. Несколько месяцев спустя после смерти Жюва он последовал за ним в могилу.

Снова один из двоих преследовал и настиг-таки другого.

* * *

Не успел Мистерьё выйти из сада гостиницы «Бдительный дозор», как принесли телеграмму силачу гренадеру.

– Ох, – пробежав глазами телеграмму, сказал тот, помрачнев. – Эта телеграмма возвращает меня к суровой действительности. Отпуск кончился. Зовут дела.

Он передал телеграмму своим пятерым сотрудникам и сказал:

– Мне сообщают, что скоро сюда прибудет фотограф, чтобы снять нашу группу. Будьте наготове. Я пойду готовиться.

У калитки сада, вспомнив о синьоре Афрагола, преследование которого он еще не закончил после той истории с пятьюдесятью лирами, он сказал:

– Однако, я не желаю уезжать отсюда, не отомстив. Я не хотел бы, чтобы он прошмыгнул, пока я буду в номере.

– Кто?

– Афрагола.

Он повернулся к постояльцам гостиницы и сказал:

– Пожалуйста, присматривайте за входами; если увидите его, поколотите как следует; смотрите, не попадитесь, как обычно, на его переодеваниях.

И ушел, а в это время вернулся Мистерьё. Пирог к этому моменту пришел в совершенно жалкое состояние, и нужно было переходить к следующему блюду.