В августе жену знать не желаю

Летом те, кто проводит воскресенье на море, выезжая на рассвете с самыми радужными надеждами, полными сил и энергии, чистыми и веселыми, возвращаются вечером в город, как огромная разгромленная армия. У них ломит все тело, плечи в ожогах, в волосах и туфлях полно песку. Они едва стоят на ногах. Их лица обожжены солнцем, глаза лихорадочно блестят, а носы похожи на маленькие помидоры. Можно подумать, что это пьяные или температурящие больные.

Они выходят с вокзала, увешанные свертками, корзинками, детьми и оплетенными бутылями; оглушенные электрическим светом трамваев, они разбредаются, как призраки, по своим квартиркам.

Целый день они провели на пляже. Но если отпускники, то есть те, кто остается на море и в будние дни, провели самые жаркие часы, укрывшись за зашторенными окнами пансионатов, эти жарились на солнце перед ослепительным металлическим морем до самого заката,

Потом они оделись и, чтобы успеть занять место в поезде, отправились на вокзал часа за два до отправления – то есть, ровно тогда, когда воздух посвежел и пребывание на пляже начало становиться приятным. Но на вокзале они увидели, что все перроны забиты людьми, которые, чтобы успеть занять место, пришли за три и четыре часа до отправления поезда.

Здесь совершается последнее и самое трудное дело за этот день: взятие штурмом поезда. Однако занять место удается лишь немногим пронырливым мальчишкам, готовым на все. Так что всю дорогу почти всем приходится стоять – да так, что не пошевельнуться по причине давки, потеряв из виду родственников, друзей и знакомых.

В тусклом свете фонарей последнего пляжного поезда множество воспаленных скул, лихорадочно блестящих глаз и красных носов, двигающихся в такт мерно качающимся вагонам, кажутся особенно дьявольскими и зловещими.

* * *

Войдя в квартиру – в огромном многоквартирном доме, из окон которого несутся крики, свистки и призывы, – мужчины снимают пиджак, воротничок и рубашку и ходят голыми по пояс; они открывают настежь окна и первым делом посылают за водой из уличного фонтанчика, а на столе в это время появляются огромные блюда с салатом из помидоров и огурцов. Дом, этот стоячий лабиринт, полон звуков: лопается бутылка, заливая темную лестничную площадку, лают собаки, плачут дети, а нацарапанные от руки объявления призывают к соблюдению чистоты и порядка.

По улицам медленно прохаживается мелкий и шумный люд, шарманки играют перед входом в кишащие посетителями таверны, вокруг них носятся мальчишки и шныряют летучие мыши.

Подзатыльники и пинки летят без счету.

Под звуки гитары возвращаются шумные компании. То тут, то там образуются кружки, возникают ссоры.

Понаблюдайте в окна, как в необставленных комнатах, тускло освещенных красноватым электрическим светом, протекает дьявольское пиршество полуголых мужчин, женщин в халатах и орущих детей.

* * *

Полчаса спустя все ложатся спать, и пока они в темноте, вытаращив глаза, кряхтят и ворочаются на простынях, усыпанных песком, не находя места, потому что все болит, все обожжено и сна как не бывало, – там, далеко-далеко, гладкое море искрится под звездами, нежно рассыпаясь в расселинах скал, трепетно вздрагивая под легкими ласками ветра, который несет в открытое море рыбацкие лодки; все стало свежим, приятным и любезным, и в гостиницах, пансионатах, на пляжах, под звуки маленьких оркестров начинаются танцы.

* * *

Но дело в том, что настоящее лицо моря – не то, что у всех на виду в летний сезон, на пляжах, переполненных красивыми женщинами, зонтами, навесами и пестрыми халатами, детьми. Это море нафабренное и напомаженное, море для синьорин, море легких флиртов и любителей. Настоящее лицо моря я видел лишь однажды, в силу случайного стечения обстоятельств, которое открыло мне глаза.

Я со своими двумя друзьями-художниками решил съездить на один день в Фьюмичино, вот для чего: я напишу веселый рассказ о том, что с нами произошло, а мои друзья проиллюстрируют этот рассказ рисунками.

Мы приехали на станцию Трастевере, полные энтузиазма и расположенные воспринимать любые события в юмористическом свете. Прекрасное весеннее утро, цель поездки и сам факт, что мы вместе, лишь способствовали нашему радостному настроению. И вот, когда мы покупали билеты и стали перешучиваться с кассиром, один из моих друзей вдруг широко раскрыл глаза и сказал:

– Вот, мы смеемся, а посмотрите, что там.

Мы обернулись. На лавке рядом с билетной кассой сидела в шляпке, с чемоданчиком и зонтиком, стоящими рядом, мертвая пассажирка.

Это была молодая беременная женщина. Ее ноги в лаковых туфельках свешивались с лавки, не касаясь земли, и были безнадежно неподвижны; по ее рукам, подернутым морщинами и ужасно желтым, гуляли мухи; ее лицо было покрыто платком; на ней было легкое платье из синего сатина.