В балканских ущельях

— О нет. Тому, кто его просит, он показывает рот. На деснах у него нет дырок — значит, не было ни одного зуба!

— Я начинаю верить, что это крупный целитель!

— Так оно и есть. Аллах любит его и дал ему способность быть невидимым.

— О, это особый дар. Но ты же сказал, что у него, кроме того, что он не ест и не пьет, больше нет особенностей.

— Да, но если ты под этим словом подразумеваешь дары, то, значит, у него их целое множество.

— Расскажи.

— Они не сразу бросаются в глаза.

— А ты был свидетелем того, как он становился невидимым?

— Конечно.

— Ну-ка, поделись впечатлениями!

— Я знал, что сын моего соседа болен и что старик должен навестить его. У моей жены случались частые головные боли, и она хотела попросить у Мюбарека амулет. Поэтому ко времени его прихода я вышел на порог своего дома. Он пришел. Я позвал его, назвав по имени. Он не ответил. Я крикнул еще раз и, не получив ответа, перешел улицу и пошел к нему сказать, что моя жена нуждается в его помощи. Он посмотрел на меня удивленно и спросил, за кого я его принимаю. Я ответил ему, что он — великий целитель, а он осмеял меня и пошел молча во двор соседа.

Я ждал долго, но он так и не вышел. Только Буера, Дубина, который вошел, кстати, тоже незамеченным, выполз на своих костылях. А когда потом я спросил соседа о целителе, тот заявил, что его у него не было. Я поклялся, что только недавно видел его, а он уверил меня, что у него был один лишь Дубина. Старик же исчез. Что скажешь, эфенди?

— Пока ничего.

— Почему — пока?

— Для выводов нужны факты. Но тут дело, похоже, решается просто.

— Что ты имеешь в виду, эфенди?

— Целитель воспользовался разными входом и выходом.

— Не мог он. Двор лежит спереди, а сзади нет ни сада, ни выхода. Ворота, через которые он входил, единственный путь, которым он должен был вернуться.

— Может, он спрятался?

— Где, эфенди? Домик соседей так мал, что там не спрячешься.

— Тогда дело действительно туманное. Не могу объяснить!

— Все объясняется просто: Мюбарек умеет становиться невидимым! Не веришь?

Вся эта история была полной чепухой, но надо ли было спорить с человеком, душа которого была глубоко пронизана предрассудками и мифологией Востока? В интересах дела оказалось даже лучшим, чтобы он оставался при своем мнении. Поэтому я ответил:

— Тот, кто сам этого не видел, не может сказать «да» или «нет».

— Я говорю «да», — заявил Халеф, слышавший наш разговор и подмигнувший мне.

— Ты веришь?! — подыграл я ему.

— Твердо верю.

— Это меня удивляет.

— Почему, сиди?

— Потому, что ты, по моим сведениям, не знал никого, кто бы обладал такими же удивительными способностями.

— Я? Ты ошибаешься, сиди!

— Ну, скажи, где и когда ты такое наблюдал?

— Я очень часто встречаюсь с невидимостью, и сегодня — в последний раз.

Я подумал, что он снова задумал какую-то шалость, и промолчал. Турок же сразу насторожился. Он искал топлива для костра своих предрассудков и быстро спросил:

— Сегодня? По дороге?

— О нет!

— Тогда, значит, у меня?

— Как ты догадался?

— Аллах, у меня появился кто-то, кто быстро исчез?

— Да.

— И я его видел?

— Конечно.

— Один из этих двоих бездельников?

— Ну, нет.

— А кто тогда?

— Омлет. Ты видел, как он вошел в меня, а потом исчез?

Хозяин поджал губы. Лицо его сначала приобрело обиженное выражение, потом налилось краской гнева, и он закричал:

— Хаджи, ты уверяешь, что был в Мекке, городе Пророка?

— Так оно и есть.

— А вот я так не думаю.

— Хочешь меня обидеть?

— Нет. Но продолжаю так считать.

— Спроси сиди, он точно знает, потому что он сам… Я бросил на него предупреждающий взгляд, так что он осекся на половине фразы. Хозяин — мусульманин, и ему совсем не обязательно знать, какое приключение мы пережили тогда в святилище ислама.

— Даже если эфенди десять раз подтвердит это, я все равно не поверю.

— Почему?

— Потому, что настоящий хаджи никогда не наставит нос правоверному. Я считал, что ты правильный, хороший человек, а ты так, пустышка…

— Ты, сын этой долины, ты знаешь, как меня зовут?!

— Слышал, как же.

— Ну, как?

— Халеф.

— Это имя, которым могут называть меня только близкие друзья. Для других я зовусь хаджи Халеф Омар бен хаджи Абулаббас ибн хаджи Дауд аль-Госсара. Заруби это себе на носу!

— Такое длинное имя никто не запомнит, а уж я и подавно.

— Это еще раз подтверждает, что мозги у тебя не очень развиты. Когда ты слышишь такое знаменитое имя, ты должен совсем иначе обо мне думать. Я — верный сын Пророка, но знаю, что жизнь состоит не только из громких зачитываний строк из Корана. Аллах любит, когда радуются его дети. А пошутить каждый может, это вовсе не грех. Когда же ты из-за такой ерунды называешь меня никчемным человеком, это оскорбление, которое положено смывать кровью. Но поскольку ты наш проводник и я благодарен тебе, мы прощаем твое прегрешение.

И он скорчил такую гримасу, что турок невольно рассмеялся. Умиротворение не заставило себя ждать.

— Ты считаешь мои представления смешными? — спросил меня Ибарек.

— О нет, человек вправе верить в то или иное — мне все равно. Для начала нужно увидеть старика, а потом высказывать мнение. Где он живет?

— На горе.

— Как, у самых развалин?