- Это не он, это близнец какой-то, - выдохнул вместе с табачным дымом назойливую фразу молоденький лейтенант. - Он без охраны не ездит. И потом, у этого вся рожа всмятку, не опознать.
- Странно, - пробормотал сержант. - Когда я подъехал, рожа была на месте. Трупак меняется, или меня глючит, вроде не пил сегодня…
Но его бормотание потонуло в возгласах коллег:
- Ничего, экспертиза установит!
- Ну, уж Ехомбу-то опознаю даже ночью с закрытыми глазами, он такой один…
- Точно, ты на рост взгляни! А плечищи! А размер стопы!
- Хм, прям неандерталец ! Снежный человек!
-Ботиночки фирма.
- Не, эт не он.
- Да вы че, разуйте гляделки!
Мужчина и женщина в серых куртках, неприметные и настороженные - корреспонденты «МК» - стояли поодаль с диктофоном и фотокамерой.
- Не думаю, - тихо бросила женщина.
У ее коллеги подергивалось веко, он прижал глаз ладонью и нервно произнес:
- С этим покойником они намаются, он их в такие проблемы ввергнет… Смотри-ка, тут не только спецслужбы… Странно.
- Если этот труп сейчас на глазах испарится, или начнет хохотать и отплясывать брейк, я не очень удивлюсь, - ответила женщина. - Ехомба и не то вытворял. Если это он. О! Гляди, гляди, что это?!
- Похоже, с телом что-то происходит…
« Что-то происходит», - эта фраза назойливо звенит в Янкином мозгу. …Ночник с зеленоватым колпачком… Таракан на стене, одуревший от сигаретного дыма… Яна возлежит среди множества маленьких подушечек и вещает в телефонную трубку:
- Пончик, ты хоть поняла? Я те что говорю? Мужчины боятся красивых женщин, потому что женская красота погружает их в пучину всех их комплексов неполноценности. Они же все неполноценные, слышь, они агрессивны, тупы, ничтожны. И боятся, боятся, при виде меня у них штаны сваливаются, этого они боятся больше всего, их пугает мысль, что они смешны со своими идиотскими сексуальными фантазиями, боятся моей красоты и ироничности, а мне тяжело быть собой.
Она перевернулась на спину, потянулась, стряхнула сигарету куда-то в пространство, и попыталась придавить пяткой таракана. Но он свалился со стены за спинку тахты.
- Але, что? - продолжала она. - А кто дал им право желать меня? Мое тело - это моя собственность, жилище моей души... Другое дело, что я сама хочу их всех. Но этого никто не знает. Самое странное, что меня периодически насилуют какие-то бестелесные сущности: призраки, что ли? На днях меня поимел полтергейст.
Она вздохнула, нашарила в постели очередную пачку сигарет, вытащила и раскурила.
- Да здесь я, здесь, не перебивай. Как-как, да просто. Я выходила как раз из ванной в халатике на мокрое тело, зажгла свет на кухне, только подошла к плите, как вдруг свет погас. Я решила поменять лампочку, встала на стул, начала выворачивать ее из патрона, тут меня как долбанет! Так тряхнуло! Боль пронзила ладони, все предметы пришли в движение, я с воплем грохнулась на пол, и тут меня подхватили чьи-то руки. Никого не было, честно, веришь? Но я была в объятьях невидимки, и он, по моим ощущениям, был очень похож на того качка, который, помнишь, помог мне дотащить до дома раму для твоей картины. Как не помнишь? Я ж тебе раз пять рассказывала! Как это не тебе? Это были такие ночи, мы любили друг дружку несколько суток подряд! Так раздухарились, что не могли остановиться! Телефон надрывался, в дверь звонили, у меня уже все плыло перед глазами, внизу распухло и жгло при каждом его движении, на подушку слетелись мои обездоленные сны, они приволокли швабру и всунули ее в меня так, что я вылетела в окно наподобие булгаковской Маргариты, только задом наперед и вместе с трудившемся на мне качком... Мы парили над ночным городом, во мне остервенело бились волны наслаждения и боли, а под нами стонали дома, в глубине которых - в лузах окон - рычали, извивались, гнулись в разных позах озаренные страстью мужчины и женщины... Ночной Ангел сидел на Луне и с нежной улыбкой смотрел на этот любовный экстаз, Ангел был нереально прекрасен, я влюбилась в него с первого взгляда и поблагодарила за все безумные мгновения моей причудливой любви...
- Ну ты прямо московская Эммануэль! – расхохоталась в трубку Пончик.
Глава 2
Оскару нравилось это. Его не покидало то особое ощущение собственной силы и неуязвимости, которое бывает у профессиональных киллеров - что-то вроде чувства наркотического взлета. Его душа летела, словно выпущенная пуля, ему нравился звук затвора пистолета: сухой и повелительный щелчок, нравилось спускать курок и затем быстро исчезать с места действия. Для него убийство не являлось преступлением, так как он считал, что Бог каждому воздает по заслугам, а киллер - всего лишь орудие божье.