В башне из лобной кости

Мы ужинали за полночь, ночевали, и завтракали поздно поутру, и обедали, и ходили осматривать окрестности, и Санька указывал: тут прокурор построился, тут таможенник, там местный бандит, – после чего, ближе к вечеру, водитель отвез нас домой в Москву, было воскресенье. Вот и прокурор, и местный бандит соорудили себе жилье для новой жизни, а какая-нибудь москвичка, типа моей бывшей коллеги, а ныне пенсионерки Марьяны, с отменным или дурным вкусом, неважно, оставалась если не в коммуналке или хрущевке, то все равно в безнадежно старой жизни, без малейших расчетов на новую. Деньги обеспечивали вкус и новую жизнь. Служащий, чиновник, бюрократ, по должности бывший в первых рядах строителей социализма, стал первым могильщиком социализма и первым строителем капитализма. На это соображение натолкнул тот же умный Санек, больше, чем многие, заслуживший, то есть заработавший свои деньги.

53

Любопытная штука. Кругом навалом людской дряни: воры, убийцы, террористы, поджигатели, наркоманы, лжецы, обманщики, казнокрады, коррупционеры, продажные твари обычные и политические, ползущие и проползшие во власть, старшие по чину военнослужащие, до смерти мордующие младших, учителя, растлевающие учеников, отцы, допившиеся до белой горячки и насильничающие сыновей, матери, бросающие младенцев, врачи, не умеющие лечить больных, музейные хранители, ворующие музейные ценности, богатые, презирающие бедных, бедные, готовые растерзать богатых, белокурые, презирающие чернявых, чурки, мстящие русским, антисемиты, врывающиеся в синагоги, православные, вздымающие топоры и колья, если что не по нраву. А в отдельно взятой навозной куче – сплошь жемчужные зерна. Не одни мои родные и друзья. Ваши тоже. У всякого найдется верная дружба, искренняя любовь, честное сотрудничество. Не в настоящем, так в прошлом, не правда ли?

Санек, по кличке Опер, вызывал у меня такое же восхищение, что и Лика, несмотря на несвежесть впечатлений. Из него, лобастого, зубастого, глазастого, била энергия невиданной мощи. Через край. Он талантливо слагал газету. Он талантливо слагал слова в газете и за ее пределами. Его филологическая подкладка и филологическая одаренность позволяли ему совершать такие фокусы, что его можно было поставить в ряд с легендарным Веничкой, я не преувеличиваю, честное слово. Он изобретал все новые проекты. Один из них, совершенно неожиданный, добрался до стола президента, резюме поступило: пока не время. Пока Санек строил, достраивал и перестраивал дом. Ходил на сплав с парнями, которых годы проверили на вшивость, да и в миру палец в рот не клади, занимали посты, занимались бизнесом, и их капитализация, как теперь говорят, повышалась год от года, но любил он их не за это, а за то, как сплавлялись. Придумал сообщество «05», по имени раздавленной поллитры, легшей в основание встречи и клуба. Я терпеть не могла никаких партий, и мне всегда хотелось войти в какое-нибудь симпатичное сообщество – типичное женское противоречие. Мы сидели во французском ресторанчике, ели изысканную французскую еду, и я напросилась к ним в «05». Ладно, одобрил Санек, но мы там выпиваем и материмся, ты у нас будешь вроде Анны Ахматовой. Я согласилась.

Санька хватало на все.

Не успело иссякнуть время, как его убрали из руководства газетой Сплошные вести.

Первое, о ком я плохо подумала, – водила, стукнувший шефу. Парень ушел вместе со мной, лаконично разъяснил Санек. Я опять покраснела, как с диваном. В этот раз мы обедали в заведении под названием Последний рубль, куда Саня позвал известить. Я собиралась обрушить на него тонны сочувствия, не пригодились, мой друг вел себя истинно по-мужски, заметив, что на улице не останется и с голоду не помрет, предложения поступили, сплошь неинтересные. Все же занятно, как убирали моих друзей. Не оттого, что они мои друзья, разумеется, а оттого, что происходила смена эпох, то, что при другом раскладе я не признавала. Со мной бывает. Бывает со всеми. С утра – пессимист, к вечеру – оптимист, хотя личность одна и та же. Саня, происходит смена эпох и, значит, смена лидеров, важно ознакомила я его с обстановкой. Да что ты говоришь – его ирония водрузила меня на место. Сосредоточься на романистике, предложила я, тебе там светит. Я рассмотрю твое предложение, ухмыльнулся он, хотя я уже привык к деньгам, а их романистикой не заработаешь, и довольно об этом, ты не находишь, что отбивная великолепна. Я находила. Вход, выход, уход, исход. Мне везло на избранных и убранных. Ау, Санек, ты как филолог сечешь в этом лучше меня. Санек вдруг проявил наблюдательность: а что это девушка с лица сбледнула? Девушка без задержки перешла к своему: со мной, Саня, что-то неладное, ну не может быть, не должно так быть, чтобы чужая жизнь с такой резвостью перевоплощалась в мою, чтобы ежедневно и еженощно стоны, слезы и сопли, как будто у меня других занятий нету, если только это не любовь, а если не любовь, то что же, и зачем же, и почему же, и с какой стати.

Именно тогда Санек посоветовал: сама сядь и пиши роман, может, разберешься.