Заслышав шум её шагов,Жук Скарабей сказал: — Минутку!Давайте с ней сыграем шутку! —(Он шёл в компании жуков.)
И, поклонясь Сороконожке,Вперёд он сделал три шагаИ прошептал: — Какие ножки!Походка у тебя легка!
Но не пойму я — хоть убей! —Как двигаешь ты по дорогеСвои бесчисленные ноги? —Спросил бедняжку Скарабей. —
Шагнёшь ты первою ногою,А следом двигаешь какой:Второй, седьмой, сороковоюИль тридцать первою ногой?
Вопрос смутил Сороконожку:— Я… просто движусь понемножку!Своих шагов я не считаю,Я просто так в пути мечтаю…
— Как! — возмутился Скарабей. —Приводишь ноги ты в движенье,Не зная правила сложенья?Возможно ль двигаться глупей!
Должна ты знать, какой ногоюКогда шагнуть — вот в чём вопрос! —Чтоб не шагнуть ногой другоюИ в спешке не расквасить нос!
— Прости, —Взглянув на Скарабея,Сказала, бедная, робея…
Но Скарабей сказал: — Учти,Что каждый шаг нам в жизни дорогИ должно делать их с умом!
А у тебя при всём при томНе две ноги, а целых сорок!
А ну-ка, встань на ровном месте:Носочки врозь, а пятки вместе.Сочти все ноги и вздохни…Теперь попробуй-ка — шагни!
Сороконожка чинно встала,В уме все ноги сосчитала,Потом хотела, как бывало,Шагнуть вперёд… и вдруг упала!..— Понял! Понял! — закричал я.
Но дядя нетерпеливо взмахнул рукой и сердито продолжал:
Привстав, она шагнула снова —И вновь упала бестолково!
И всё она, как ни старалась,На ровном месте спотыкалась…
Тогда, схватив её под мышки(Их тоже сорок, боже мой!),Жуки, несносные мальчишки,Беднягу отвели домой.
С тех пор сидит она в квартиреИ шепчет: —Дважды два — четыре!
Пять минус восемь — двадцать два!(Ах, как кружится голова!)
Одиннадцать плюс девять — семь…— Не ходит, бедная, совсем,
Всё плачет, плачет день и ночь…А ты не смог бы ей помочь?Всё, — сказал дядя. — Надеюсь, ты понял, что надо забыть и что такое притча?
— Понял, — кивнул я. — Надо забыть правила, которым ты меня учил… но зачем ты тогда учил?
— Чтобы ты их знал, но они были бы у тебя в подсознании! А что такое притча?
— Это… это когда говорят о чём-нибудь совсем другом, чтобы объяснить совсем другое!
— Верно, — кивнул дядя. — Притча — это иносказательный рассказ, содержащий нравоучение. Он может быть и в прозе.
— Кто написал эти стихи? — спросил я.
— Один человек…
— Кто?
— Мой хороший знакомый. — И дядя встал. — А ты вёл себя сегодня, как та глупая Сороконожка! — добавил он.
— А ты Скарабей! — крикнул я, вскочив и кинувшись на дядю. — Скарабей! Скарабей!
И Чанг вдруг тоже вскочил и залаял, весело и звонко, но кинулся он не на меня и не на дядю — а в воду!
Я оглянулся: с того берега, ловко балансируя на камнях, приближалась к середине реки фигура высокого человека…
— Веди себя прилично, — сказал дядя. — К нам идут!
— Как «идут»? Ведь это же на том берегу!
— Сейчас увидишь «как», — ехидно сказал дядя, а сам не отрываясь смотрел на человека…
Человек на бревне
Я тоже стал смотреть на человека. И Чанг — он стоял в воде и тоже смотрел, повизгивая. Мне это показалось странным — что Чанг повизгивает, а не рычит.
Человек дошёл по камням почти до самой середины реки. На мгновение он остановился и помахал нам рукой, что-то крикнув. Но его, конечно, не было слышно. Даже странно было смотреть, как он открывает рот и кричит, а звука нет. Только шум реки. Как во сне.