В белые ночи

Узнав об аресте Альтера и Эрлиха, я решил тут же покинуть город Джизак, в котором многие зналио моем сионистском прошлом. Я выехал в Маргелан, второй по величине город Ферганской долины. Здесь была дивизионная база польской армии. В штабе дивизии я встретил своего друга Шескина. Оказалось, что в Куйбышеве он вел переговоры о формировании еврейского отряда в рамках польской армии, но все его усилия ни к чему не привели, и он, мобилизовавшись в армию, был назначен начальником отдела снабжения при штабе дивизии. Через несколько недель после прибытия в Маргелан сестра сообщила мне из Джизака, что нашу маленькую татарскую мазанку посетил «неизвестный» и спросил, где меня можно найти…

В Маргелане я встретил двух бейтаровцев из Вильнюса — Лихтмахера и Бразецкого. Они не раз спасали меня от голода и полного изнеможения. Я поговорил с Шескиным, и мы решили посоветоваться с доктором Йохананом Бадерoм, говорили, что он большой дока по части шансов на получение разрешения на выезд в Эрец Исраэль.

Доктор Бадер был сослан с семьей в глубь страны и поселился в туркменском городе Мары. Чтобы встретиться с нами, ему пришлось проделать очень длинный путь. Доктор Бадер сразу категорически заявил, что шансов на получение советских виз нет, и посоветовал мне приложить все усилия, чтобы вступить в польскую армию.

Я послушался его совета и предстал перед призывной комиссией дивизии. Врач осмотрел меня.

— Послушайте! — закричал он. — У вас тяжелое сердечное заболевание. Как вы можете быть солдатом?

Врач почти напугал меня.

Он проверил мои глаза и снова закричал:

— Пан Бегин, у вас очень плохое зрение. Вы никогда не сможете хорошо стрелять.

Короче, меня забраковали.

Получив тревожное сообщение от сестры, я решил еще раз попытать счастья и обратился с письмом непосредственно к начальнику штаба. С некоторым риском для себя я открыто написал, что только армия может спасти меня от вторичного ареста. Шескин позаботился о том, чтобы письмо попало в руки начальника штаба. Спустя несколько дней я спросил адъютанта о моем письме. Адъютант ответил, что начальник штаба хочет встретиться со мной и потом решит, буду ли я принят в армию.

Беседа решила дело в мою пользу. Начальник штаба с улыбкой предупредил, что, если дивизия отправится за границу, он уделит мне особое внимание и позаботится о том, чтобы мне не удалось бежать в Эрец Исраэль. К концу беседы он предложил мне обратиться в призывную комиссию. Я сказал, что прошел проверку и меня признали негодным.

— Ничего, там будет мое письмо, пойдите еще раз.

Я предстал перед знакомой призывной комиссией. Врач, обследовавший меня в первый раз, удивленно и сердито спросил:

— Я не ошибаюсь? Вы у нас, кажется, уже были?

— Да, — ответил я, — был. Но начальник штаба приказал мне пройти проверку еще раз.

— Начальник штаба?

Врач подошел к майору, возглавлявшему комиссию. Тот порылся в документах и сказал лейтенанту-врачу:

— Да, есть. Обследуйте его, пожалуйста.

Врач прослушал меня.

— Сердце и легкие, — сказал он громко, — отличные. Легкие — как железо.

Он велел мне прочитать буквы различной величины.

— Ну, — сказал он, — вы немного близоруки, но в нашей армии научитесь хорошо стрелять. Если постараетесь, можете стать лучшим стрелком.

— Постараюсь.

Так я попал в польскую армию.

До того как я надел солдатскую форму и очутился в военном лагере, мне пришлось побродяжничать и ознакомиться с некоторыми характерными чертами жизни в Советском Союзе. Этому посвящены следующие главы.

22. ВЛАСТЬ И РАВЕНСТВО

Общепринятое определение государства включает три фактора: территорию, население и единую власть. Определение государства, введенное Лениным, включает всего два фактора: класс угнетателей и класс угнетенных. Государство, — писал Ленин, — есть машина для подавления одного класса другим. Цель пролетарской революции, по его словам, — ликвидация классов, что влечет за собой ликвидацию государства. После победы революции начинается процесс постепенного отмирания государства.

Во время моих странствий по России я не заметил никаких признаков отмирания государства. Наоборот, присутствие государства ощущалось в каждом городе и каждой деревне, на каждом предприятии, во всех деталях жизни советского человека. Государство определяет нормы и расценки труда для каждого из миллионов своих граждан, оно выбирает для гражданина место работы и прикрепляет, под страхом «перевоспитания», к этому месту. Советское государство можно не только постоянно видеть, но и беспрерывно слышать. Напрасно обращаются американцы к советским слушателям через мощные передатчики радиостанции «Голос Америки». Лишь в немногих советских домах имеются радиоприемники. Но существующие приемники отрегулированы так, что дают возможность слушать одну-единственную местную станцию, передающую новости из Москвы. Но если гражданин и поймает передачу из-за границы, он не настолько глуп, чтобы слушать ее при жене и детях. Большинство слушает радио на улицах: государство обращается к своим гражданам через рупор громкоговорителя с раннего утра до позднего вечера.