В бесконечном лесу и другие истории о 6-м «В»

А вот Тамара Густавовна, вот Татьяна Сергеевна. К таким и люди тянутся. Такие живут внимательной, доброй и счастливой жизнью.

…Люда проснулась и увидела себя лежащей на диване — в платье, в чулках, под головой подушка, ноги до копен укрыты чем-то вроде шали.

Значит, я недавно сплю, подумала она, я же не могла так всю ночь проспать. Значит, сейчас ещё только поздний вечер?

За столом, спиною к Люде, склонилась Татьяна Сергеевна. Она была в том же тёмном штапельном платье, что и прошлый раз, когда сидела на кухне. Татьяна Сергеевна писала, отставив ученическую шариковую ручку далеко вбок, словно это было древнее гусиное перо.

Люде сейчас же вспомнился сегодняшний план по Эрмитажу… Антиной.

Она спросила ещё неясным со сна голосом:

— А помните, Татьяна Сергеевна, перед входом в Древний Рим…

Татьяна Сергеевна, словно ждала именно этого вопроса, подняла на неё спокойные глаза:

— Конечно, помню. Тебе он понравился?

— А как же вы всё это помните?! Вы там работали, да?

— Нет… Я туда ходила… Я туда давно хожу…

Заключение. Последний бой

Надежда, я вернусь тогда,
Когда трубач отбой сыграет,
Когда трубу к губам приблизит
И острый локоть отведёт.
Надежда, я останусь цел…

Неизвестно, откуда появилась эта песня. Словно птица в окно, однажды она залетела в шестой «В» и осталась здесь жить. Её любили и часто из клетки выпускали на свободу, чтоб она летала и взмахивала своими крыльями:

Надежда, я останусь цел,
Не для меня земля сырая…

И сейчас она тоже летала над жителями шестого «В», которые все были здесь (ну почти все), на этой вот весенней лесной дороге, и Тамара Густавовна тяжеловесно высилась в гуще народа словно предводитель.

Снег стаял уже недели две, и лесные дорожки большей частью успели просохнуть, хотя в низинах земля была ещё жирная, живая, в трещинах от избытка влаги. А кое-где в чащобах под еловой охраной медленно таяли день за днём и всё никак не могли растаять почернелые, усыпанные иглами и ветками сугробы.

Но чудо, настоящее чудо: внутри они были, оказывается, ослепительно белы, даже чуть ли не прозрачны. Потому что они сделаны не из снега, а из крупных стеклянных зёрен льда.

Из этого материала получаются просто великолепные снежки: не очень крепкие (бить не больно) и в то же время увесистые. Ударяясь в противника, они разлетались, словно при беззвучном взрыве, и пропадали навсегда, потому что где там в пожухлых вихрах неживой весенней травы, где там искать ледяные капли…

Поляна была не слишком велика, но всё же вполне достаточна, чтоб стать полем боя. Так удачно вышло, что с обеих сторон её оказалось по снежному складу. Кто первый начал сражение, теперь уже сказать невозможно. В спину шлёпнулся снежок, и сейчас же ещё один — в другую спину.

— Ребята! Наших бьют… Горелов! Ещё шаг — стреляю!.. Стой, где стоишь, а не то тут тебе и крышка! Танька, в блиндаж!

И закипело!.. Руки коченели от снарядов, и ледяные осколки то и дело сыпались за шиворот. Но никто решительно не обращал на это внимания, потому что, когда на дворе чуть ли не первое мая, замёрзнуть совсем не страшно. Наоборот!

Великолепней и выдумать ничего не возможно!

Они сражались сейчас, забыв о кланах, лагерях и междоусобных дурацких распрях. Стаин и Соколов прятались от вражеских пуль за одним деревом и с удовольствием, с удивлением чувствовали настоящую надёжность друг друга в бою.

— Семья, лево!

— Вижу… Есть патроны?

А Лаврёнова Олька, бывшая известная тихоня, вдруг на мгновение стала чуть ли не предводителем. Щёки красные, одна коса распалась… Потом, через много часов, уже поздно вечером Лёнька Шуйский почему-то вспомнит эти щёки и эту косу. А ещё через много часов, на другой день, он опять пойдёт по всему городу, по Заречью, в лес. И долго будет ходить среди кустов по особенно тихой после боя поляне и будет искать, но так и не найдёт синюю лаврёновскую ленту. Наконец остановится среди поляны: «Да что я, чокнулся, что ли?!» Однако обычная скептическая ухмылочка на этот раз у него не получится…

А бой всё идёт, всё гремит.

— Слушай, Димыч! Если резко навалиться, можно одним броском захватить вон тот пень. И сразу будем господствовать над всей юго-восточной частью поляны.

— Железно!.. Давай артподготовку, а потом сразу…

— Мамочки! — завопила Маринка. — Танк!

И Серёжа Петров понял, почему она так кричит: Стаин вместе с Соколовым по мощи были никак не слабее танка. Сейчас они бежали к пню, где примостилась Маринка. У каждого в руках кепка, полная снежков.

Вперёд! Серёжа выскочил из-за своего дерева наперерез танку. Выстрел — прямо Стаину по боеприпасам… То-то же! Не так страшны ваши танки… Но тут же два увесистых Соколовских снежка в грудь и в лоб.

— Держись, Серёженька!

Пум! — ещё снежок. Пум! — ещё. Он стоял совершенно безоружный, но стоял. И танк на секунду остановился. Этого было достаточно — ударили дальнобойные осалинские снаряды.