В бесшумном полете гналась я за ним

Алекс сложил письмо и осторожно положил его на край стола.

— Ну и что ты об этом думаешь? — спросил Паркер и, взяв письмо, вложил его в большой белый конверт, вынутый из бокового кармана пид­жака.

— Настолько слащаво и банально, что могло бы даже быть прав­дивым, — сказал Джо. — «Чистую совесть нельзя купить ни за какие деньги...» Все это правильно, но очень плохо написано... — Он осматри­вался вокруг, и всюду взгляд его натыкался на бабочек с раскрытыми кры­льями, больших и маленьких, тусклых и неожиданно разноцветных, наса­женных на булавки, мертвых и неподвижных, как... Джо перенес взгляд на стол. — Тело сейчас находится точно в том же положении, в каком было обнаружено?

— Да. Если даже и есть какие-то минимальные изменения положения тела, то у нас имеются снимки, и мы можем внести поправки...

Джо обошел стол и посмотрел вниз, вдоль вытянутой руки покойного. Под ней лежала разбитая чашка со следами остатков кофе. По другую сто­рону тела лежало разбитое блюдечко.

— А что ты об этом думаешь? — спросил Алекс, указывая на блюдеч­ко, затем присел и понюхал фрагмент разбитой чашки.

— Ну что?.. — Паркер пожал плечами. — Он явно держал в руках чашку на блюдечке, как это многие делают. Когда выпил — смерть насту­пила мгновенно. В этот момент чашку он, вероятно, держал в правой руке, а блюдечко в левой...

— Да, ты прав... — Алекс покивал головой. — Стало быть, чашка упала, когда он выронил ее из стынущей руки, а блюдечко соскользнуло у него с колен... Вот тут есть след от кофе... — Он указал на брюки покойно­го. — Так... — Джо еще раз обошел кресло и снова посмотрел вниз. — Это должно было произойти так... Любопытно...

— А мне куда больше любопытно, почему тебя не интересует второе письмо самоубийцы?

— Нет, как же! Очень даже интересует! — Джо поднял брови. — Но еще больше меня интересует, что здесь произошло. Это первое письмо было напечатано на пишущей машинке, и даже подпись стоит машинопис­ная. Это вот та машинка?

— Да, — Паркер кивнул, подошел к маленькому столику и легонько ударил по клавише плоской открытой пишущей машинки. — Это порта­тивный «Андервуд», купленный полгода назад и всегда досягаемый для всех домочадцев. Оба письма написаны на этой машинке. Второе я нашел вот тут... — Паркер подошел к столу и поднял лежащую там раскрытую книгу. Под ней находился сложенный вдвойне лист бумаги. Паркер молча протянул его Алексу.

«Я больше так не могу. Я встал на пути любви двух людей, которых ценю и уважаю. Если бы я не ушел, то стал бы виновником их длящей­ся всю жизнь трагедии. А поскольку их счастье представляется мне гораздо более важным, чем моя жизнь, размышляя о них и о себе, нашел единственное решение, которое представляется мне возможным. К сожалению, я не смог бы жить без этой единственной женщины в моей жизни, которую так полюбил. Любимая, не сердись! Не обижайся на меня за этот шаг. Пойми, что я здесь страдал бы непрерывно, глядя на вас. А там... там будут лишь тишина и пустота... Страшно подумать, что я уже никогда больше не буду держать тебя в своих объятиях, Сильвия, моя единственная. Но в борьбе с роком еще никто не побеждал. Так, видимо, и должно быть. Спокойной ночи. Храни тебя Господь. Вспоминай обо мне иногда. Это все, о чем могу тебя попросить. Я любил тебя так, как никто никогда никого. Спокойной ночи — навсегда...»

Закончив читать, Джо передал письмо Паркеру, а тот вложил его в кон­верт в котором уже находилось первое письмо.

— Да. Очень забавно.

— Меня это забавляет несколько меньше... — сказал Паркер. — Ну, ты хоть что-нибудь из этого понял?