В безбрежности

Уж ночь. Калитка заперта.
Аллея длинная пуста.  

Окован бледною Луной,
Весь парк уснул во мгле ночной.  

Весь парк не шелохнет листом.
И заколдован старый дом.  

Могильны окна, лишь одно
Мерцаньем свеч озарено.  

Не спит — изгнанник средь людей, —
И мысли друг, — и враг страстей.  

Он в час любви, объятий, снов
Читает книги мудрецов.  

Он слышит, как плывет Луна,
Как дышит, шепчет тишина.  

Он видит в мире мир иной,
И в нем живет он час ночной.  

Тот мир — лишь в нем, и с ним умрет,
В том мире светоч он берет.  

То беглый свет, то краткий свет,
Но для него забвенья нет.

2

Помогите! Помогите! Я один в ночной тиши.
Целый мир ношу я в сердце, но со мною ни души.  

Для чего кровавым потом обагряется чело?
Как мне тяжко! Как мне душно! Вековое давит зло!  

Помогите! Помогите! Но никто не внемлет мне.
Только звезды, улыбаясь, чуть трепещут в вышине.  

Только лик Луны мерцает, да в саду, среди вершин,
Шепчет Ветер перелетный: Ты один — один — один.

ТРИ СОНЕТА

ВОПРОС

Меня пленяет все: и свет, и тени,
И тучи мрак, и красота цветка,
Упорный труд, и нега тихой лени,
И бурный гром, и шепот ручейка.  

И быстрый бег обманчивых мгновений,
И цепь событий, длящихся века;
Во всем следы таинственных велений,
Во всем видна Создателя рука.  

Лишь одного постичь мой ум не может: —
Зачем Господь в борьбе нам не поможет,
Не снимет с нас тернового венца?  

Зачем Он создал смерть, болезнь, страданье,
Зачем Он дал нам жгучее желанье —
Грешить, роптать, и проклинать Творца?

ОТКЛИК

Кто там вздыхает в недрах темной бездны?
Чьи слезы льются скорбно по лицу?
Кто шлет свой крик бессильный в мир надзвездный,
Взывая святотатственно к Творцу?  

Богохуленья ропот бесполезный,
Слова упрека, от детей к отцу.
Поймет ли человек закон железный: —
Без вечных мук пришел бы мир к концу.  

Ужели маловерным непонятно,
Что правда — только в образе Христа?
Его слова звучат светло и внятно.  

«Я — жизни смысл, печаль и красота…
К блаженству Я пришел стезей мученья…
Смерть победил Я светом отреченья…»

БИБЛИЯ

В тиши полуразрушенной гробницы
Нам истина является на миг.
Передо мной заветные страницы,
То Библия, святая книга книг.  

Людьми забытый, сладостный родник,
Текущий близ покинутой станицы.
В раздумьи вкруг него, склонив свой лик,
Былых веков столпились вереницы.  

Я вижу узел жизни — строгий долг —
В суровом Пятикнижьи Моисея;
У Соломона, эллина-еврея,
Любовь и жизнь одеты в яркий шелк,
Но Иов жизнь клянет, клянет, бледнея,
И этот стон доныне не умолк.

«О, только бы знать, что могу я молиться…»