В благородном семействе

Скажу без долгих слов, мистер Брэндон так выхвалялся и смотрел с таким превосходством, что за короткий срок он совершенно опротивел миссис Ганн и барышням Макарти: они сами были из благородных, и им ничуть не нравился его обычай то и дело показывать им, что он-де человек более высокого круга. Мистер Фитч с головой ушел в свое (говоря на его лад) «йискусство» и не замечал, как Брэндон важничает. Ганн в своей угнетенности совершенно распластался перед мистером Брэндоном и взирал на него с благоговейным восторгом. А бедная маленькая Каролина разделяла религию своего отца и к концу шестой недели пребывания мистера Брэндона в их пансионе уверовала, что во всем роде человеческом нет джентльмена более совершенного, законченного, воспитанного и любезного. Ведь бедная девочка до сих пор никогда не видела ни одного джентльмена и безотчетно всем своим благородным сердцем потянулась к благородству. Брэндон никогда не обижал ее грубым словом; не оскорблял жестоким презрением, какое она встречала со стороны матери и сестер; было что-то спокойное в манере этого человека, отличное от всего, что она видела раньше среди знакомых своей семьи, а если он разговаривал с нею и другими тоном превосходства, Каролина полагала, что он и в самом деле выше их, и за это она восхищалась им и уважала его.

Что получается, когда у неопытной шестнадцатилетней девочки возникают такие мысли? Что получалось, с тех пор как мир стоит?

Я сказал, что у мисс Каролины не было на свете ни единого друга, кроме ее отца, но, с вашего разрешения, я здесь позволю себе взять назад эти свои слова: был у нее друг, несомненно, был – и не кто иной, как честная Бекки, чумазая судомойка, чье имя уже не раз упоминалось выше. Мисс Каролина, прожив всю жизнь под тиранией маменьки, усвоила кое-что из ее понятий и сильно оскорбилась бы, что Бекки назвали ее другом; а все-таки они были друзьями; и Каролина с большою радостью спускалась из гостиной с ее грозами в тихую кухню и там изливала очередные свои маленькие горести перед участливой служанкой.

Когда миссис Ганн с дочерьми отправлялись в гости, Бекки, бывало, возьмет свою работу и придет составить компанию младшей барышне; и сказать по правде, не было для них обеих большего удовольствия, как посидеть вот так среди дня и вместе почитать что-нибудь из драгоценных томов, засаленных, в переплетах под мрамор, какие миссис Ганн имела обыкновение приносить из библиотеки. Не один роман прочли они вдвоем от корки до корки. Я так и вижу их над повестью «Мэнфрон, или Однорукий монах»: в комнате темно, улица утихла, десять часов – высокий, красный фитиль свечи зловеще клонится вниз, пламя играет бледным отсветом на бледном личике мисс Каролины, читающей вслух, и зажигает выпученные глаза честной Бекки, которая молча сидит, уронив свою работу на колени (вот уже час, как она не сделала ни одного стежка), когда медленно открывается дверца люка и грозный Алонсо, склонясь к уснувшей Имоинде, вынимает пистолет, взводит курок, смотрит, в порядке ли заряд, приставляет дуло к уху спящей и… – дром-дорором! – на пол падают щипцы! Бекки десять минут продержала их в руке, боясь снять нагар со свечи. Каролина вскакивает и бросает книжку обратно в маменькину корзинку. Это значит – мадам с дочерьми вернулись из гостей, где два молодых кавалера из Лондона были так любезны, – ну, право же, настоящие джентльмены!

На сентиментальное, равно как и на страшное, мисс Каролина и кухарка были очень падки и чуть не выплакали бедные свои глаза над «Тадеушем Варшавским» и над «Шотландскими вождями». Утвердившись в своей вере на примерах, почерпнутых из этих поучительных книг, Бекки была убеждена, что ее молодая хозяйка в один прекрасный день встретится с важным лордом или увезет ее, как Золушку, блестящий принц, к злой обиде старших ее сестер, которых Бекки сильно недолюбливала. Поэтому, когда явился новый жилец, одинокий, загадочный, печальный, элегантный, с романтическим именем Джордж Брэндон, когда он написал письмо, адресованное лорду, и мисс Каролина вместе с Бекки изучила надпись на конверте, – они обменялись такими взглядами, что передать их мог бы нам разве что карандаш Лесли или Маклиза. Очи Бекки загорелись огнем некоего тайного знания, тогда как Каролина мгновением позже потупила свои, и вспыхнула, и сказала:

– Чепуха, Бекки!

– Чепуха, по-вашему? – ответила Бекки, ухмыляясь и с торжеством прищелкивая пальцами. – Карты-то правду сказали, и я знала, что они не врут. Разве вам не легли три раза подряд король и дама червей? А ну, расскажите мне, что вы видели во сне в ночь на вторник?

Сна своего мисс Каролина не рассказала, потому что в эту минуту ее сестры вприпрыжку сбежали вниз по лестнице и принялись рассматривать письмо жильца. И все же Каролина уходила к себе, сильно призадумавшись; и мистер Брэндон стал ей видеться с каждым днем все более необычайным и прекрасным.