В благородном семействе

«Роскошная женщина эта миссис Ганн! – размышлял он, повалившись в гостинице на свою кровать, – а девчонкой была, наверно, куда как хороша! Сейчас в ней добрых шесть пудов, без седла и сбруи, как пить дать. А уж барышни Макарти… Боже ты мой! Какие свежие, красивые, шикарные девицы настоящий шик и в той и в другой! Волосы какие! Как вороново крыло – да, право слово, вороные, как моя кобылка; а щечки, а шеи, а плечи!» Назавтра в полдень он высказал те же замечания самому Ганну, прохаживаясь с ним взад и вперед по молу и покуривая манильские сигары. Он был в полном восторге от проведенного вечера. Ганн принимал его хвалы с благодушным величием.

– Кровь, сэр! – сказал он. – Кровь это все! Девчонки получили такое воспитание, как мало кто еще. Я о себе не говорю; но их мать – их мать настоящая леди, сэр. Сыщите мне в Англии женщину, которая лучше воспитана и лучше знает свет, чем моя Джулиана!

– Не сыщешь, – это невозможно, сэр, – сказал Свигби.

– А знали бы вы, какое общество окружало нас раньше, сэр, до нашего несчастья, – первое в стране! Замок Бранденбург, сэр… жестоко обиженная королева Англии. Бог ты мой! Джулиана там бывала запросто.

– Верю вам, сэр, по ней это видно, – сказал убежденно Свигби.

– А девочки наши, разве же они не состоят в родстве с первейшими семьями Ирландии, сэр? Состоят! Как я заметил раньше, кровь это все; а в жилах этих молодых девиц она лучшая из лучших: они в родстве с самой что ни на есть исконной знатью.

– Им дано, конечно, все самое лучшее, – сказал Свигби, – и по заслугам! – Тут он пустился повторять свои давешние замечания: – Какие красавицы, сколько в них шика! Какие глаза! И какие волосы, сэр!.. Вороные, сэр, говорю вам, сплошь вороные, без подпалин. А цвет лица, сэр, – да! И какие стати! Я отроду не видывал подобной шеи и плеч!

Ганн, засунувший руки в карманы (приятель поддерживал его за локоть), тут вдруг вытащил правую руку из места ее укрытия, стиснул в кулак, осклабился в гнусненькую ухмылку и так поддал мистеру Свигби под ребра, что едва не свалил его в воду.

– Ах, хитрая бестия! – сказал мистер Ганн с неизъяснимой выразительностью. – Ты и это высмотрел. Поостерегись, Джо, мой мальчик, поостерегись!

И тут Ганн и Джо разразились громовым хохотом, раскаты которого гремели снова и снова через промежутки в пять минут до конца их прогулки. Разошлись друзья весьма довольные оба; и когда они вечером встретились в «Сумке», Ганн с таинственным видом потащил Свигби в буфет и сунул ему в руку треугольник розовой бумаги, на котором тот прочитал:

«Миссис Ганн и девицы Макарти просят мистера Свигби оказать им честь и удовольствие своим обществом (если у Вас нет на этот час более приятного занятия) за чашкой чая завтра вечером, в половине шестого.

Вилла Маргаретта по Саламанкской дороге.

Северная сторона. Четверг вечером».

Когда один из джентльменов передавал, а другой читал это послание, лица обоих сияли откровенной радостью. И, как я склонен думать, миссис Ганн, вопреки обыкновению, была в тот день вполне довольна поведением своего супруга: лестный Джеймс имел в кармане не больше и не меньше, как тринадцать с половиной шиллингов, и, по обыкновению, настоял на том, чтобы всем вокруг поставили по стопке. Джо Свигби, оставшись один в малой зале за буфетом, потребовал лист бумаги, новое перо и облатку и за полчаса времени сочинил вдохновенный и удовлетворяющий приличиям ответ на письмо, – каковой и был вручен Ганну и своевременно передан по назначению. Ровно в половине шестого мистер Джозеф Свигби постучал в дверь «Виллы Маргаретта» – в новом сюртуке с блестящими медными пуговицами, чисто побритый и с большими ярко-красными ушами, радостно сиявшими над большим воротником.

Что происходило на этом чае, рассказывать здесь ни к чему; но только Свигби возвращался с него еще сильнее очарованный, чем в первый раз, и объявил, что дуэты (спетые дамами прескверно и вразброд) были сладчайшей музыкой, какую он слышал в жизни. На другой день он прислал индейку и джин; и, разумеется, был приглашен на обед. После обеда он, со своей стороны, предложил повезти всех девиц с их мамашей за город; и нанял для поездки прямо-таки шикарную коляску с откидным верхом. Предложение не было отклонено; на радостях мистер Свигби предложил и Фитчу поехать со всеми, и тот с восторгом согласился.

– Мы с Джо сядем на козлы, – сказал Ганн. – Вы, четыре дамы и мистер Фитч устроитесь внутри. Карри придется приткнуться на сиденье третьей, но она не толстая.

– Карри просто останется дома, – распорядилась ее маменька, – ей выезжать не пристало.

У бедного Фитча сразу вытянулось лицо; он только ради того и принял приглашение, чтобы побыть с нею рядом, а идти на попятный он уже не мог, после того как с таким жаром изъявил согласие.